Лишь шаг до тебя - [6]

…Я думаю о дедушке, вспоминаю тот первый раз, когда мне в канун Рождества разрешили ужинать вместе со взрослыми. На следующий день, на Рождество дед упал спиной на нашу елку и свалил всю вину на Хьюго – мол, тот путался у него под ногами, хотя брат был далеко от него. Через несколько лет, уже подростком, я увидела темную сторону деда. Его шутки уже не казались никому смешными. Он превратился в одинокого и грустного старика. Я поняла, почему мама всегда разговаривала с ним как с ребенком и почему они с бабушкой много лет спали по разным спальням. Дело было не в том, что он храпел. Бабушка Сью не хотела, чтобы ее будил пьяный дед, возвращавшийся за полночь из паба…

– Потом жизнь заставила меня образумиться, – продолжает Колин. – Заболела моя шестилетняя дочка. Я оказался перед выбором – либо убежать, спрятаться, либо повернуться лицом к этой беде и пытаться ее одолеть. В общем, мне пришлось бросить пьянство и стать нормальным мужчиной, нормальным отцом.

Я вижу, как Бен стремительно выходит из комнаты. Нев глядит на меня. Что, мне надо пойти за ним?

Когда Колин закончил свой рассказ, секретарь предлагает выступить всем желающим. Какая-то женщина тянет руку. Колин кивает ей.

– Привет. Я Пам, и я алкоголичка.

– Привет, Пам, – говорят все.

Вернется ли Бен назад?

– Спасибо, Колин, – говорит она. – Уже пять лет я не прикасаюсь к спиртному.

Все аплодируют. Может, он вышел покурить? Нев снова подталкивает меня, чтобы я пошла за ним.

Я выхожу на цыпочках за дверь. Возле церкви стоит небольшая группа людей с сигаретами. Вдали я вижу Бена. Подойти к нему или нет? Он оглядывается через плечо. Я спотыкаюсь обо что-то, делаю шаг назад и нерешительно машу ему рукой. Но уже поздно. Он уходит, сунув руки в карманы.

4

После заседания я рысью мчусь домой. Я снимаю крошечную квартирку с двумя спальнями на Примроуз-Гарденс, это за Инглендс-Лэйн, недалеко от метро «Белсайз-Парк». Я даже не подозревала, насколько красивая и зеленая эта часть северного Лондона, пока не перебралась сюда. Хэмпстед-Хит всего в десяти минутах от моей квартиры. Примроуз-Хилл и Риджентс-Парк тоже совсем рядом.

Войдя в свой блок, прежде чем подняться по лестнице, я заглядываю в свой ящик, нет ли там интересной почты. Там сплошь одна реклама, да еще кредитная квитанция, которую я пока решаю не забирать.

Едва я вхожу в квартиру, как на меня налетает Луи. На нем костюмчик пилота.

– Ты был хорошей обезьянкой для дядюшки? – спрашиваю я, взъерошив его каштановые волосы.

Он кивает.

– Да. Мы играли в пиратов.

– Спасибо, Хьюго. – Я трогаю брата за плечо. – Сегодня мне действительно была нужна твоя помощь.

– Мам, как там твои несчастные друзья? – спрашивает Луи.

Недавно Луи случайно услышал, как мы с Хьюго говорили об АА и моих несчастных друзьях, как Хьюго их называет. Он вошел в пижаме на кухню и спросил:

– Что такое алкоголик?

Мы с Хьюго переглянулись.

– Это человек, который слишком много пьет, – ответила я.

– Так что? Если я пью слишком много «Райбины», то я тоже алкоголик?

– Нет, милый.

Он ждал, явно ничего не понимая.

– Это если ты пьешь слишком много вина или пива – взрослых напитков.

– Дядя Хьюго пьет пиво и вино. Значит, он тоже алкоголик?

Я уж не помню, как мы закончили этот разговор. Кажется, предложили Луи печенье или что-то еще вкусное.

Хьюго, Луи и я идем в гостиную, которая теперь выглядит так, словно в ней взорвалась бомба.

Луи хватает свою игрушечную шпагу и делает выпад в мою сторону.

– Ты убита!

Под одобрительные возгласы сына я шатаюсь и падаю на пол, схватившись за грудь. Но тут же оживаю и гляжу на часы. Начало вечера.

– Давай уберем это безобразие, погуляем, а потом надо поесть. Ты будешь? – спрашиваю я у Хьюго. – Я угощаю.

– «Пицца Экспресс», – кричит Луи, весело прыгая.

В темноте брат держится рядом со мной. Иногда я беру его за руку и веду, чтобы он не ударился головой о фонарный столб или не споткнулся о какого-нибудь карапуза. Рост у Хьюго шесть футов четыре дюйма[1], у него такие же, как у меня, густые темные волосы и округлый животик, подпоясанный широким кожаным ремнем. Рядом с ним я с моими пятью футами и шестью дюймами[2] выгляжу как лилипут. Мы часто удивляемся, как нас могла родить одна и та же женщина, а я шучу, что мне надо залезать на стремянку, чтобы поцеловать его на прощание. Впрочем, несмотря на животик, он в хорошей форме и использует любой случай, чтобы самоутвердиться – поднимаясь на горы и съезжая на лыжах по очень сложным трассам. Недавно он совершил восхождение на гору Килиманджаро. Хьюго обещал моему сыну, что будет брать его с собой в горы, когда тот подрастет. И это будет строго мужской поход, время для укрепления дружбы.

Впрочем, дядя Хьюго и Луи и так друзья. Когда я ушла от Мэтью, брат стал для племянника кем-то вроде отца. Он не балует Луи, не прощает ему озорство из ложной жалости к ребенку, живущему без отца. Если Луи рассчитывает, что при слабовидящем дяде он сможет тайком съесть вторую зефирину в шоколаде, то ошибается. «Я вижу больше, чем ты думаешь», – говорит ему дядя Хьюго, грозя пальцем.

– Осторожнее. Поставь ногу вот сюда, – говорю я.

– Ты лучше скажи, вверх или вниз? Так будет толковее.