Лишь небеса знают - [62]

— Вот видите! И вы ведь мирно с ней жили.

Элизабет молчала. Все снова было неправильно, он снова сбил ее с толку, и она не чувствовала ничего, кроме желания быть с ним, быть любимой им в последний раз, перед тем, как распрощаться навсегда.

Он смотрел на нее с улыбкой, полной значения, чувственной, манящей.

— Идите сюда, — еле слышно сказал он.

— Зачем?

— Вы задаете слишком много вопросов.

— Я хочу знать много ответов.

— Вы не намерены облегчить мне задачу, не так ли?

— А почему я должна облегчать вам ее? Вы ведь никогда этого не делали.

— Отлично. Я хочу, чтобы вы подошли ко мне просто потому, что я этого хочу. Я хочу обнять вас, Элизабет, — произнес он, поднимаясь и беря костыли. — Я хочу обнять вас и не отпускать до тех пор, пока вы не перестанете сопротивляться.

Ей стало страшно. Ужасно страшно, и она повернулась, чтобы убежать. Он вытянул вперед костыль, чтобы задержать ее.

— Не уходите, — попросил он.

Костыли упали на пол, его руки обвились вокруг нее.

— Зачем вам это? — спросила она, ощущая, как по ней пробегают судороги блаженства.

— Не знаю, — ответил он ласково, касаясь губами мочки ее уха. — Вы хотите, чтобы я перестал?

— Да, — ответила она беспомощно.

Он зарылся лицом в ее волосы, еще крепче прижал ее к своему снедаемому желаньем телу. Руки его расстегнули пуговицы ее сорочки.

— Отпустить вас непросто, — проговорил он, тяжело дыша.

Элизабет неожиданно почувствовала, что ее грудь, которую только что согревали его руки, холодит прохладный воздух. Она не понимала, почему какое-то странное напряжение сковало ее мышцы. Кровь лихорадочно стучала у нее в висках. Стараясь не смотреть на Тэвиса, она дотянулась до графина и налила в стакан портвейна.

— Я выпью у себя, — сказала она и, повернувшись, пошла к двери.

— Интересно… — произнес он.

— Что?

— Вы сказали сегодня, что мы не сможем начать сначала, — вот я и говорю, интересно.

— Ничего интересного, — ответила Элизабет безразлично. — Все ясно и так.

С этими словами она вышла из комнаты и плотно прикрыла за собой дверь.

Портвейн помог Элизабет, и она заснула. Но сон ее был беспокоен, она переворачивалась с боку на бок и, приоткрывая глаза, то и дело поглядывала на занавешенное окно, ожидая рассвета.

Шум окончательно разбудил ее, и, сев на кровати, Элизабет увидела, что перед ней, держа в руке подсвечник с горящей свечой, стоит Тэвис. Бояться было нечего, но сердце ее сильно застучало, и, не в силах ничего произнести, она, почти не дыша, вглядывалась в темноту.

Опиравшийся на костыли человек, которого она видела перед собой, был ее мужем.

— Чего вы хотите? Что вы делаете…

Не закончив фразы, она наблюдала, как он медленно подходит к ее кровати, не отрывая от нее взгляда. Глаза выдавали его намерения.

— Элизабет…

— Нет, — произнесла она, — я не…

— Не знаете сами, чего хотите, — договорил он вместо нее.

Элизабет вскочила с постели и хотела дотянуться до лежавшего на стуле халата. Их разделяло теперь совсем небольшое расстояние. Он взял подсвечник в левую руку и, протянув правую, стянул с ее плеч бретельки. Вначале одну, затем другую. Сорочка упала, обнажив ее до пояса, и теперь его рука легла ей на грудь.

— А теперь скажите, чего вы боялись. Скажите, что знали, что произойдет и что вы, как и я, не можете этого предотвратить. Ну, говорите же, — повторил он, лаская ее, — что вас пугает?

— Что вы вынудите меня заниматься любовью, — прошептала она, облизав пересохшие губы.

— Вы уверены? — спросил он, подталкивая ее к постели, — а может быть, дело не во мне, а в том, что вы боитесь мне это позволить?

— В том и другом… — сказала она, чувствуя, как ее спина касается матраца. — Любите меня, Тэвис.

Он поцеловал ее и, зажав ее подбородок между двумя пальцами, заставил шире разомкнуть губы. Страх, восторг и желанье охватили ее.

— Ч-черт, — неожиданно вырвалось у него, и, поняв, что ему мешает боль в ноге, она попыталась отстраниться, но он лишь крепче прижал ее к себе. — Я скажу, когда станет нестерпимо больно. Я знал, что ты этого хочешь, только не думал, что признаешься.

— Наши желания наконец совпали, — пробормотала она.

— Ты даже не представляешь себе, до чего ты права.

Все было так и не так, как тогда, на шлюпе. На этот раз Тэвис занимался любовью со своей женой. Ему не надо было спешить, и он дарил ей наслаждение и наслаждался сам много часов, узнавая ее тело и помогая ей познать свое. Каждая новая судорога блаженства казалась Элизабет более сладостной, чем предыдущая.

Он заснул, когда предрассветная мгла отступила, нежно обняв ее и прижимая к себе как ребенка. Только когда дыхание его стало ровным, а сон глубоким, она высвободилась и осторожно встала с постели.

Подойдя к столику, который стоял возле кровати, она хотела выключить лампу, но ее взгляд упал на его обнаженное тело, она не стала отводить глаз. Он не был накрыт, и она могла разглядеть его крепкие мышцы, гладкую, чуть загорелую кожу. Солнечный свет, проникая в окно, согревал его, но Элизабет, взяв одеяло, накрыла его так, как тысячу раз накрывала Вилли, и поцеловала, откинув со щеки темные пряди.

— Я не перестану тебя любить, — прошептала она и, поворачивая выключатель, подумала, что ее любовь — вроде лампы в освещенной солнцем комнате, — ярко горит, но почти не заметна.