Лишь - [36]

Примерно то же происходит с Артуром Лишь. В день отъезда он просыпается с чувством, что между пятью неделями, которые он провел в Берлине, и реальностью выросла стена.

– Ты сегодня уезжаешь, – говорит юноша, не поднимая головы с подушки и не открывая глаз. Легкий румянец, следы губной помады на щеке, но в остальном, как это бывает только в юности, долгая прощальная ночь не оставила печати на его лице. Грудь, коричневая, будто кожица киви, медленно вздымается и опускается. – Пора прощаться.

– Да, – говорит Лишь, садясь в постели. Комната плывет у него перед глазами. – Через два часа. Я принужден положить одежду в чемодан.

– Твой немецкий все хуже и хуже, – бормочет Бастьян, поворачиваясь к нему спиной. Постель купается в ярких лучах восходящего солнца. С улицы доносится музыка: непрерывный пульс Берлина.

– Ты еще спать.

Глухой стон. Лишь тянется поцеловать его в плечо, но юноша уже спит.

Пошатываясь, он вылезает из постели, чтобы приступить к сборам. Нужно только упаковать рубашки, расстелив их, точно пласты теста, и закатав туда всю остальную одежду, как его учили в Париже. Нужно только собрать все, что валяется на кухне и в ванной, разгрести свою тумбочку престарелого холостяка. Нужно только отыскать потерянное, захватить паспорт, и кошелек, и телефон. Что-нибудь да забудется; но пусть уж лучше это будут иголка с ниткой, чем билеты на самолет. Нужно только собрать чемодан.

Почему он не сказал «да»? Голос Фредди из прошлого: «Хочешь, чтобы я навсегда тут с тобой остался?» Почему он не сказал «да»?

Бастьян дрыхнет на животе, раскинув руки, точно Ampelmännchen[77] с восточноберлинского светофора, приказывающий пешеходам остановиться. Изгиб его спины, блеск темной кожи с россыпью прыщиков на плечах. Последние часы в большой кровати с черным железным каркасом. Лишь идет на кухню и ставит чайник.

Потому что ничего бы не вышло.

Он складывает в стопку работы студентов и аккуратно опускает в специальное отделение черного рюкзака, чтобы проверить в самолете. Он собирает пиджаки, рубашки; связывает их в подобие узелка, какой более древний путешественник носил бы на палочке через плечо. В другое специальное отделение отправляются таблетки (организатор был прав, они и в самом деле работают). Паспорт, кошелек, телефон. Тряпичный ком стягивается ремнями. Обвязывается галстуками. Туфли набиваются носками. Знаменитые лишьнианские эспандеры. До сих пор не использованы: солнцезащитный лосьон, щипчики для ногтей, иголка с ниткой. До сих пор не надеваны: коричневые хлопковые штаны, синяя футболка, пестрые носки. Все это – в кроваво-красный чемодан. Все это бесцельно облетит земной шар, подобно столь многим путешественникам.

Вернувшись на кухню, он высыпает остатки кофе (слишком много) во френч-пресс и заливает кипятком. Помешивает китайской палочкой и накрывает крышкой. Ждет, пока заварится; подносит руку к лицу и с удивлением нащупывает бороду, как человек, забывший, что на нем маска.

Потому что он струсил.

А теперь все кончено. Фредди Пелу замужем.

Лишь надавливает на поршень, словно это детонатор, и волна кофе захлестывает весь Берлин.

* * *

Телефонный звонок в переводе с немецкого на английский:

– Алло?

– Доброе утро, мистер Лишь. Это Петра из «Пегасуса»!

– Доброе утро, Петра.

– Я хотела проверить, как у вас дела.

– Я на аэропорту.

– Отлично! Позвольте вас поздравить, вчера вечером вы произвели настоящий фурор. А ваши студенты вам безумно благодарны.

– Каждый из них очень болен.

– Все уже поправились, и ваш ассистент тоже. Он сказал, что вы совершенно бесподобны.

– Каждый из них очень добр.

– А если обнаружится, что вы что-то оставили, просто позвоните, и мы все вам пришлем!

– Нет, я ни о чем не жалею. Ни о чем.

– Что, простите?

(Звучит объявление о рейсе.)

– Я ничего не оставил позади.

– Тогда до свидания, мистер Лишь! До вашего следующего замечательного романа!

– Этого мы не знаем. До свидания. Теперь я улетаю в Марокко.

Но в Марокко он не попадет.

Лишь во Франции

Настал черед поездки, которой он боится. К этой поездке, где ему стукнет пятьдесят, вели его маршем слепых все поездки его жизни. Вылазка с Робертом в Италию. Французские каникулы с Фредди. Гонка через всю страну в Сан-Франциско после колледжа, в гости к какому-то Льюису. Детские походы с отцом, в основном по полям сражений Гражданской войны. Артур часто вспоминает, как искал в траве патроны, а нашел – о, чудо из чудес! – наконечник стрелы (вероятно, подброшенный отцовской рукой). Вспоминает игры в ножички, когда ему, маленькому и неуклюжему, давали складной нож, и он трусливо бросал его, точно ядовитую змею, а один раз даже умудрился вонзить в настоящую змею (раздавленного ужа). Вспоминает картошку в фольге. Страшилки про золотую руку[78] у костра. В отблесках пламени – отцовское ликование. До чего дороги эти воспоминания! (Годы спустя он обнаружит в отцовской библиотеке книгу «Растим натурала», где синей ручкой будут выделены советы отцам по воспитанию сыновей-хлюпиков: походы по полям сражений, ножички, страшилки у костра – но даже это открытие не разрушит герметичного счастья его детства.) Ему всегда казалось, что его странствия стихийны, как движение звезд по небу; и только теперь он разглядел протянувшийся над его жизнью пояс созвездий. И вот вступает в свои права Скорпион.