Лиса в курятнике - [28]

Политик действительно намеревался показать делегации, каким образом можно и нужно сократить и закончить всю церемонию без всякой тягомотины, однако застрял на проблеме развития торгового флота и не смог от него избавиться, пока его телеграмма не достигла 8 633 слов (864 лиры). Один из репортеров, в отличие от Дольникера неприспособленный к многочасовому стоянию на солнце, на этом этапе потерял сознание и пал на землю Эйн Камоним.

Деревенские уже давно покинули делегацию, а наиболее опытные, то есть члены Временного совета, сходили домой, пообедали и вернулись к Дольникеру, вещавшему без перерыва и безо всяких признаков усталости. В конце концов группа товарищей глубоко вздохнула, когда Дольникер начал представлять им цвет деревни.

— Итак, товарищи: профессор Таненбаум — господин Залман Хасидов, художник по прическам, староста де-факто. Пожалуйста, господа: профессор Таненбаум — господин Элипаз Германович, профессиональный трактирщик, ветеран деревни. Пожалуйста, господа: профессор Таненбаум — Цемах Гурвиц, специалист в области обуви, динамичная личность…

Профессор пожал руки трем делегатам, сказал «очень приятно» и так же поступил по отношению к Малке, Оферу Кишу, госпоже Хасидов, девушке Дворе, Зееву, Мейдаду, Хейдаду, Яакову Сфаради. Резник пожал руки профессору, фотокорреспонденту, репортеру А., репортеру Б., водителю, функционеру А., функционеру Б. Функционер Б. сказал «очень приятно» цирюльнику, его жене, сапожнику, трактирщику, резнику, близнецам, дочери сапожника, секретарю, портному и так далее, пока не вмешался фотокорреспондент и не попросил Дольникера постоять соло, покуда не стемнело. Фотограф выполнил работу без помех. Дольникер был запечатлен меж двух коров с грустными глазами, выбранных в целях представительства из стада, возвращающегося с пастбища, причем Дольникер представил пастуха Миху прибывшим. Тут же Дольникер поймал на улице маленькую девочку и поднял ее, ревущую, на руки. Затем политик попросил сделать фото за деревней — в поле, когда он держит в руках соху, но выяснилось, что на тминных полях сохи не используют.

Церемония фотографирования произвела большое впечатление на жителей деревни, они со страхом стояли перед объективом, и дело чуть не дошло до кровопролития, когда Дольникера попросили сняться с главой деревни.

Господин и госпожа Хасидов ринулись занять место рядом с инженером, однако дорогу им преградил мощный корпус Цемаха Гурвица, который в наэлектризованной атмосфере вырос перед Дольникером. При этом сапожник твердил о том, что пока старосты в деревне нет, есть только «де-факто», то есть из жалости. Дольникер не растерялся и спас напряженную ситуацию, заставив противников перед камерой пожать друг другу руки. Он сумел сдержать личностные проявления, улыбался в камеру и, вздыхая, думал:

— Слава Богу! Они бы тут сожрали друг друга, если бы я сюда не попал!

* * *

А между тем Геула стала объектом тщательного исследования со стороны близнецов, которые вертелись вокруг нее явно с вредными намерениями.

— Толстая тетя, ты — подружка сумасшедшего инженера?

— Нет, я, к сожалению, супруга господина Дольникера.

— Жена де-факто или так просто?

Геула изогнула бровь, внезапно заинтересовавшись. Она была по профессии воспитательницей, закончила курсы до того, как выйти за Дольникера, поэтому знала, что дети всегда говорят правду, то есть то, что слышат от взрослых.

— Кто вы, дети?

— Мы — муниципальные близнецы, — засмеялись они, и один добавил: — У меня есть стаж, потому что я родился на несколько минут раньше.

— Откуда у вас такие выражения?

— От инженера и его худого опекуна.

Геула прижала близнецов к своему обширному телу.

— Послушайте, дети, — сказала она с сердечной улыбкой, — вы хотите рассказать мне, чем занимался здесь господин инженер?

— Не хотим. Только за шоколадку с орехами внутри. Мы старосты.

Геула была женщиной разумной и практичной, понимавшей важность мелких подарков в налаживании отношений. Она не замедлила полезть в свою сумочку и выудить оттуда конфеты в привлекательном пакетике. Она выдала несколько конфет в порядке аванса, и они тут же исчезли в глотках близнецов.

— Ну а теперь, дети, расскажите, что делал дядя инженер.

— Но ты никому не расскажешь?

— Нет.

— Сумасшедший инженер делает весело, он ночью залазит по лестнице, чтобы ловить голубей. Папа его побил, и он теперь делает драку между цирюльником и сапожником, чтобы купить им телегу.

В ужасе слушала Геула о жутких деяниях Дольникера. Вообще-то она никогда не питала к нему никаких любовных чувств, но все-таки она уже тридцать лет его терпеть не могла…

— Но, дети, почему вы зовете его инженером?

— Потому что он всем говорит, что он инженер. У него есть большой красный флаг, и он каждый вечер вывешивает его на балконе…

Женщина впихнула информаторам остатки конфет и слегка вздрогнула.

— Господи, — пробормотала она, — я всегда знала, что это плохо кончится…

* * *

При стуке в дверь Дольникер очнулся от короткого сна и принял профессора Таненбаума, который пришел его обследовать. Профессор долго выслушивал сердце и пришел к выводу, что спокойная, размеренная жизнь вдали от всех волнующих факторов сделала свое дело и здоровье Дольникера улучшилось настолько, что ему уже можно разрешить выступить десять минут перед ожидающими внизу журналистами. Дольникер бодро вприпрыжку спустился.