Лис - [4]

Шрифт
Интервал

Только в девять вечера, поворотив голову к окну, первый проректор Петр Александрович Матросов понял, что означали звуки, которые он краем уха слышал начиная с пропущенного обеда. За окном, то затихая, то припуская вскачь, шел сентябрьский дождь. Прием затянулся на лишних два часа. Водитель Петра Александровича, дожидавшийся в гараже, не звонил, но после семи Матросов словно слышал нетерпеливые мысли: «Когда уже поедем?». Ничего, он терпит, и Гриша потерпит.

Петр Александрович принимал посетителей дважды в неделю. Всякий раз, когда ректор отменял свой прием, часть посетителей заворачивала к первому проректору. Очередь увеличивалась вдвое, а то и втрое, несмотря на все ухищрения секретаря Саши. С преподавателями еще можно сладить, хотя некоторые завкафедрой довольно настырны. Но кроме сотрудников на прием рвутся тузы – у того сын не сдал сессию, другому требуется профессорская консультация, да мало ли у людей забот. А перед самым приемом заведующая буфетом, Алла Валентиновна, час мучила по итогам проверки.

Выпроводив последнего визитера, Петр Александрович со стоном удовольствия выпростал из кресла и распрямил крупное тело – тело борца, не чиновника. Он физически чувствовал постоянное противоречие между своими параметрами и масштабом нынешнего положения. Матросов наспех сбил в стопку подписанные бумаги и без телефона, не раскрывая дверей, крикнул:

– Саша, пускай подает!

Сила крика лишний раз показала, насколько мал Матросову нынешний кабинет. В дверь постучали, заглянул секретарь и с улыбкой сообщил, что машина ждет во дворе.

Раскрыв зонт, Саша проводил Матросова через двор, пляшущий черным стеклом дождя, до машины. Чтобы держать зонт на нужной высоте, ему приходилось незаметно привставать на цыпочки.

В салоне машины пахло табачным дымом. Сколько можно говорить этому ослу Грише, что курить в машине запрещено? Петр Александрович собрался было устроить водителю разнос, но передумал: ни к чему отравлять себе последний час потерянного вечера. Но водитель заговорил сам:

– За дым, Петр Александрович, извиняюсь. Игоря Анисимовича в министерство возил. У Лешки машина временно сдохла.

В комплексе с ненавистным запахом именно новость о том, что ректор реквизировал его, Матросова, машину, особенно расстроила Петра Александровича. В министерство, значит. Он принимает ректорских посетителей, а Водовзводнов по министерствам порхает. На матросовской машине. С раздраженной поспешностью он открыл сначала правое, потом левое окно. Через минуту салон наполнился сырой прохладой, хотя запах дамских ректорских сигарет все еще чувствовался. Или мерещился.

С Игорем они познакомились в Ставрополе, на приеме у первого секретаря обкома. Интересные времена настали, думал Матросов. Можно ли было предположить еще три года назад, что в обкоме с партийным руководством будут встречаться и журналисты из ФРГ, и армянские кооператоры, и турецкие строители. Водовзводнов, недавно назначенный ректором ОЗФЮИ, приехал из Москвы хлопотать о новом здании для здешнего филиала. Матросов, полковник госбезопасности, работал при штабе Северо-Кавказского военного округа, курировал Ставрополье. Обстановка в штабе не из простых, да и времена для армии тощие… Хорошо хоть пять лет назад выделили семье двушку на Руставели, крошечную. По выходным обедают на кухне – чуть не на голове друг у друга сидят.

Прекрасный город Ставрополь. Чистый, спокойный, хотя – Кавказ, со всеми вытекающими. Охота, хаш, шашлыки, вино – все на высшем уровне. Но нравы здесь не российские. Петр Александрович наблюдал, как в холле гостиницы «Советская» ставили игровые автоматы. По вечерам туда ездят новые кавказцы – вроде как в Монте-Карло. Петр Александрович своими глазами видел, как маленький мужчина сидел за автоматом на барном табурете, сняв ботинки и жал на кнопку пальцем ноги, одетой в небесно-голубой носок. Вероятно, ноги у него удачливее рук.

Теперь сын заканчивал школу, надо в институт поступать. Пора перебираться в Москву, только как? С Лучининым, вторым секретарем, у Матросова не то чтобы приятельские, но давние, хорошие отношения. Лучинин и позвал на прием, да там и познакомил его с ректором.

Водовзводнов производил приятное впечатление с первой минуты. Петр Александрович умеет читать людей, но новый знакомый, похоже, сам решал, какие страницы должен увидеть читатель. Спокойный, предупредительный, ровно-веселый. Матросов видел, что тоже понравился московскому гостю. Они поболтали об охоте, об оружии, о кавказских особенностях местной власти (Водовзводнов хитро подмигнул в сторону второго секретаря, впрочем, их не слышавшего).

Потом, нехотя отщипывая ягоды от виноградной грозди, заговорил о деле: в институте грядут большие перемены, нужен надежный человек, верный товарищ, с которым хоть в бой, хоть в работу, хоть в пир. Петра Александровича рекомендуют хорошие люди, не только здесь. Матросов слегка насторожился: где новоиспеченный ректор мог наводить справки? Но раз рекомендации хорошие, беспокоиться вроде не о чем.

– Есть проблемка, Игорь Анисимович.

– Просто Игорь.

– С моего насеста в Москву так просто не слетишь.


Еще от автора Михаил Ефимович Нисенбаум
Волчок

В волшебной квартире на Маросейке готовят клей для разбитых сердец, из дачной глуши летят телеграммы, похожие на узоры короедов, в Атласских горах бродят боги, говорящие по-птичьи. «Волчок» – головоломка любви, разбегающейся по странам и снам, бестиарий характеров, коллекция интриг. Здесь все неподдельное: люди, истории, страсти. Здесь все не то, чем кажется: японский сад в подмосковных лесах, мужчина во власти влюбленной женщины, итальянское поместье Эмпатико, где деньги добывают прямо из подсознания.


Почта святого Валентина

У бывшего преподавателя случайно открывается редкостный дар: он умеет писать письма, которые действуют на адресата неотвратимо, как силы природы. При помощи писем герой способен убедить, заинтересовать, утешить, соблазнить — словом, магически преобразить чужую волю. Друзья советуют превратить этот дар в коммерческую услугу. Герой помещает объявление в газете, и однажды раздается телефонный звонок, который меняет жизнь героя до неузнаваемости.В романе описана работа уникального ивент-агентства, где для состоятельных клиентов придумывают и устраивают незабываемые события: свидания, примирения, романтические расставания.


Почта св. Валентина

У бывшего преподавателя случайно открывается редкостный дар: он умеет писать письма, которые действуют на адресата неотвратимо, как силы природы. При помощи писем герой способен убедить, заинтересовать, утешить, соблазнить – словом, магически преобразить чужую волю. Друзья советуют превратить этот дар в коммерческую услугу. Герой помещает объявление в газете, и однажды раздается телефонный звонок, который меняет жизнь героя до неузнаваемости.В романе описана работа уникального ивент-агентства, где для состоятельных клиентов придумывают и устраивают незабываемые события: свидания, примирения, романтические расставания.


Теплые вещи

В уральском городке старшеклассницы, желая разыграть новичка, пишут ему любовное письмо. Постепенно любовный заговор разрастается, в нем запутывается все больше народу... Пестрый и теплый, как лоскутное одеяло, роман о времени первой любви и ее потрясающих, непредсказуемых, авантюрных последствиях.


Рекомендуем почитать
На реке черемуховых облаков

Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.


Из Декабря в Антарктику

На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.


Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.


Мне бы в небо. Часть 2

Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.


Шоколадные деньги

Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.


Свет в окне

Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)