Лирика - [5]

Пробежавшей по струнам руке...

Пальцы сникнут, стомленные бегом,

И последняя, долгая "ля",

Оборвавшись, просыпется снегом

Уходящего прочь февраля.

Афродита

В те минуты, когда предрассветная мгла над землею разлита

И, как девичьи щеки, зарей розовеет восток,

Из морской белопенной волны родилась Афродита

И в святой наготе, улыбаясь, взошла на песок.

И склонили колени пред нею все боги и песни слагали,

Охмелев от предчувствия новых, неведомых, чувств.

С неба падали звезды, цветы головами качали,

Загорались над миром столетья великих безумств...

И с тех пор она царствует в нашем, метущемся бешено, мире.

Мы живем для нее, за нее принимаем мы смерть;

И из битв выходя, к звонкострунной склоняемся лире,

Чтобы древнюю песню ей снова и снова пропеть.

И, усталые боги, мы склоняем пред нею колени

И слагаем ей оды и жаждем творенья безумств.

С неба падают звезды, вздыхают вечерние тени,

Мы хмелеем предчувствием новых, неведомых, чувств.

И в минуты, когда предрассветная мгла над землею разлита

И, как девичьи щеки, зарей розовеет восток,

Из морской белопенной волны восстает Афродита

И в святой наготе, улыбаясь, идет на песок...

Баллада о №1035

Глядя уже отчаянно

На этот дождливый май,

Мечется неприкаянно

Путник из ада в рай.

Не веря еще, что помер он,

Все повторяет "Б***ь!"

И гладит ярлык с номером

Тысяча тридцать пять.

А в ад прибыла комиссия,

На райских вратах - замок.

А у него ремиссия,

А он уже весь промок.

В божеской канцелярии

Что-то пошло не так.

А у него ни динария

Денег - один пятак.

И, просидев до полночи,

Слушая как орет

"Дайте же жрать, сволочи!"

Несчастный его живот,

Плюнув на все горестно

И помянув мать,

Он совершенно бессовестно

Решится не помирать.....

Стынут дефибрилляторы,

Скальпели по местам,

Дрыхнут реаниматоры,

Приняв по двести грамм.

Где-то хирург ветреный

Сныкался с медсестрой,

Бомж из седьмой экстренной

Пьет в туалете "Трой".

Тянется коридорами

Клизмообразная тишь...

Только грызет за шторами

Чьи-то бахилы мышь...

Нарушив ненужным гонором

Всю эту благодать,

Дернется труп под номером

Тысяча тридцать пять.

Замрет, с наслажденьем слушая

Как вьется над ним комар...

А по стене тушею -

Обкуренный санитар

Осядет, бледнея иссяня

И стекленея зрачком...

А в ад прибыла комиссия.

А рай нынче под замком.

В тишину роняют звуки

В тишину роняют звуки

С полусонного смычка

Непроснувшиеся руки

Площадного скрипача.

Ну и что, что этой ночи

Дела нет ни до кого.

Он играет, между прочим,

Звуки сердца своего.

Он играет для аллеи,

Для луны и фонаря;

И в душе его, алея,

Просыпается заря...

И когда седое утро

Постучит к нему в окно,

Он уйдет в него, как будто,

Камнем падая на дно.

Весна — мажором

Весна — мажором

По жилам-венам;

Вороньим хором

Под пенным небом.

Я, в пику стужам

Сойдя с распятья,

Бегу по лужам,

в ее объятья.

Ревя оленем,

Ворон пугая, -

Хлоп! на колени:

- Здравствуй, родная!

Весна на Олимпе

В воздухе пахнет весной,

оливками, морем и сыром...

Олимп захламлен

пустой стеклотарой,

окурками,

стаканчиками от мороженого,

собачьими экскрементами,

и прочим дерьмом.

В мартовском солнце

бродят туристы и щелкают фото,

и говорят не на койне,

и думают, что Геракл -

это тот, который убил Ахиллеса

и захватил Трою.

Сизиф позирует с камнем

за "Camel", или за банку пива.

Прометей давно приручил орла

и теперь выступает с ним в цирке.

Ясон торгует руном,

Одиссей катает туристов на лодке

и травит байки.

Боги собрались в беседке

на том берегу Леты,

пьют кока-колу и виски,

поют под гитару,

прикуривают от молний Зевеса

и матерятся.

В воздухе пахнет весной,

мифами, солнцем и вечностью...

Выше, голуби!

Выше, голуби, выше, выше!

Сизым облаком - к облакам.

Пусть избитые ветром крыши

Улыбаются снизу нам.

Выше, голуби, выше, выше!

Так, чтоб враз захватило дух;

Чтобы гула с земли не слыша,

Стал ненужным привычный слух.

Между небом и листопадом,

Между солнцем и блеском луж,

Пронесемся мы вместе, рядом,-

Утешением усталых душ.

Между небом и листопадом,

По касательной к тишине,

Над уснувшим осенним садом,

Отраженным в моем окне.

Окунуться в разгул полета,

Таять бликом в стекле небес,

Там, где сумерек терракота

Накрывает притихший лес.

Окунуться в разгул полета,

Вздрогнуть молнией в облаках.

Предзакатная позолота 

Вспыхнет пламенем на крылах.

Город. Любовь. Скука.

Город. Любовь. Скука.

День. Переулок. Дом.

Слово. Глаза. Мука.

Нынче. Вчера. Потом.

Вздох. Полумрак. Вечер.

Угол. Торшер. Постель.

Окна. Стена. Ветер.

Ночь. Мандарины. Ель.

Снова. Опять. Снова.

Ночь. Сигареты. Ложь.

Стрелки на полвторого.

Снег. Тишина. Дрожь.

Город. Любовь. Скука.

Эхо. Луна. Бред.

Выстрел. И нет звука...

Выход. Туннель. Свет.

Десять тысяч

Когда впереди

еще десять тысяч завтра,

порой так страшно бывает

показаться смешным.

Когда позади

уже десять тысяч вчера,

так страшно бывает порой

показаться серьезным.

Еще одна любовь

Не полусветом, - полутенью

Скользнув по краешку рассвета

И растворившись как виденье

В чередовании личин,

Она ушла мгновеньем лета

Невидима как вдохновенье,

Непонята и недопета,

Без объяснения причин.

Не полуфразой, - полусловом

Застыв в молчаньи многоточья,

На вдохе, тягостном как вечность,

Как обещанье не забыть,

Она явилась чем-то новым -

Секундой между днем и ночью,

Благословляя быстротечность

Того, что не могло не быть.

И все бы тут, да только сердце,