Лионель Линкольн, или Осада Бостона - [98]

— Месть священна! — закричалъ онъ съ дикимъ хохотомъ, потрясая сѣдыми волосами, спустившимися ему на глаза. — И Urim и tumim! Нашъ лозунгъ — свобода! Умри, негодяй! Отправляйся въ адъ, къ духамъ тьмы, дай намъ свободно вздохнуть!

Бывшему больничному надзирателю баронета удалось, хотя и съ большимъ трудомъ, на минуту освободиться изъ-подъ руки, давившей ему шею, и воскликнуть:

— Да помогите же мнѣ, ради Бога? Неужели вы позволите при себѣ убить человѣка?

Но помочь ему не могъ никто. Обѣ женщины въ ужасѣ закрыли себѣ руками лица. Польвартъ, все еще лишенный своей деревяшки, самъ не могъ безъ посторонней помощи ступить ни одного шага, а Ліонель весь застылъ въ смущеніи и ужасѣ и стоялъ неподвижно, точно статуя. Баронетъ снова схватилъ противника за горло и сталъ его опять душить, но тутъ отчаяніе придало больничному служителю какъ бы новую мускульную силу: его рука вдругъ три раза подъ-рядъ съ силой ударяла баронета чѣмъ-то въ лѣвый бокъ. При третьемъ ударѣ баронетъ поднялся на ноги и еще разъ дико, дико захохоталъ, такъ что всѣ похолодѣли и затрепетали. Его противникъ воспользовался этимъ моментомъ, вскочилъ на ноги и выбѣжаль изъ комнаты съ торопливостью человѣка, совершившаго преступленіе.

Изъ трехъ ранъ, полученныхъ баронетомъ, ручьями лилась кровь. По мѣрѣ того, какъ жизнь уходила изъ тѣла, глаза умирающаго становились менѣе дикими, и разсудокъ прояснялся. Злобное выраженіе сошло съ его лица. Онъ съ отеческой нѣжностью глядѣлъ на молодую чету, которая усердно около него хлопотала. Но говорить онъ уже не могъ, только беззвучно шевелиль губами. Молча простеръ онъ руки, благословилъ своихъ дѣтей совершенно такимъ же жестомъ, какъ это сдѣлала таинственная тѣнь, которая появилась въ церкви на ихъ свадьбѣ,- и вслѣдъ затѣмъ сейчасъ же опрокинулся мертвый навзничь на тѣло своего старшаго сына, который такъ долго былъ у него въ совершенномъ забросѣ.

Глава XXXIV

Я видѣлъ древняго, древняго сѣдовласаго старца. Годы и заботы провели по его щекамъ и по его челу глубокія морщины, послѣдніе слѣды нынѣ позабытаго горя. Вокругъ него царила печаль. Мужчины поникли головами, женщины плакали, дѣти рыдали.

Брайанти.

Какъ только разсвѣло, бостонскій гарнизонъ пришелъ въ движеніе. Вся обстановка чрезвычайно живо напоминала то, что происходило передъ прошлогодней битвой. Гордый англійскій главнокомандующій не въ силахъ былъ дольше переносить, что колонисты заняли Дорчестерскія высоты и укрѣпляются на нихъ. Онъ отдалъ приказъ ихъ оттуда выбить. Всѣ пушки, какія только имѣлись въ распоряженіи у англичанъ, были наведены на высоты и громили американцевъ, но тѣ продолжали держаться и не прекращали саперныхъ работъ. Вечеромъ были высажены войска для подкрѣпленія гарнизона замка. На высотахъ появился самъ Вашингтонъ, и вообще всѣ признаки указывали на то, что обѣ стороны готовились — одна къ рѣшительной атакѣ, а другая къ упорному сопротивленію.

Судя по медленнымъ передвиженіямъ королевской арміи, она должна была очень обрадоваться неожиданно разразившейся на другой день сильнѣйшей бурѣ, помѣшавшеи ей пролить потоки крови и избавившей ее отъ вѣроятнаго пораженія. Тутъ какъ бы само Провидѣніе вмѣшалось. Буря разразиласъ въ концѣ ночи и продолжалась весь день. О битвѣ въ такую бурю нечего было и думать. Между тѣмъ удобный моментъ для отобранія у американцевъ ихъ позицій былъ упущенъ. Гоу, весь дрожа отъ бѣшенства, началъ готовиться къ выступленію изъ города, на которомъ въ теченіе нѣсколькихъ послѣднихъ лѣтъ была сосредоточена слѣпая мстительность англійскаго правительства.

Послѣ бури миновала цѣлая недѣля, въ продолженіе которой въ городѣ замѣчалось большое волненіе среди жителей и возбужденная дѣятельность среди англичанъ. Первые плохо скрывали свою радость, а вторые даже и не пытались скрыть мрачной досады на такой неожиданный исходъ.

Въ одинъ изъ этихъ тревожныхъ дней изъ дома, принадлежавшаго самому знатному семейству въ городѣ, состоялся выносъ покойника. Надъ подъѣздомъ красовался траурный щитъ съ гербомъ Линкольновъ и съ эмблемой въ видѣ окровавленной руки. Зрителей было немного, почти одни дѣти, которыя въ это тяжелое время только и оживляли бостонскія улицы. Немногочисленный похоронный кортежъ направился на кладбище при королевской церкви.

Гробъ обращалъ на себя вниманіе своей необыкновенной шириной. Покрытый широчайшимъ покровомъ, онъ, когда его вносили въ церковь, обѣими своими сторонами коснулся дверныхъ косяковъ. Тотъ же пасторъ, о которомъ мы уже не одинъ разъ упоминали, встрѣтилъ гробъ въ дверяхъ церкви и глядѣлъ съ какимъ-то особеннымъ интересомъ на шедшаго за гробомъ впереди всѣхъ молодого человѣка въ глубокомъ траурѣ. Гробъ торжественно внесли въ церковь. За Ліонелемъ шелъ самъ главнокомандующій англійскихъ войскъ со своимъ любимымъ помощникомъ Бергойномъ. Съ ними рядомъ шелъ еще одинъ офицеръ значительно меньшаго чина; одна нога у него была деревянная; онъ шелъ, опираясь на палку. Онъ, повидимому, разсказывалъ генераламъ дорогой что-то очень таинственное и очень интересное, но при входѣ въ церковь пересталъ. Прочая публика состояла изъ небольшого числа офицеровъ, состоявшихъ при обоихъ генералахъ, изъ мужской прислуги Линкольновъ и нѣсколькихъ любопытныхъ зѣвакъ, присоединившихся къ процессіи.