Линкоры британской империи. Часть III. Тараны и орудия-монстры - [46]

Нортбрук был настоящим политиком и к тому же принадлежал к очень сильной партии. Усвоив с самого начала крайние взгляды на экономию и урезание расходов, ассоциировавшиеся с либерализмом, он всегда был более склонен сокращать бюджет, нежели брать на себя риск любых трат, способных, как он полагал, чрезмерно обременить министерство. Очень часто эта его точка зрения разделялась и членами Совета, которые поначалу просто не знали, каким типам кораблей следует отдать предпочтение при формировании кораблестроительной политики (и задерживая тем самым строительство кораблей на годы) или утверждая к постройке образцы, впоследствии не вызывавшие на флоте ничего кроме горького разочарования. И какие бы причины и оправдания не приводились теми, кто был ответственен за политику, проводимую в период с 1880 по 1886 г., министерство Нортбрука стало символом «голодания флота»; то, насколько этот позор достоин осуждения, со всей определённостью следует из последующих глав. Как и следовало ожидать, многие годы проволочек и оправданий привели к тому, что впоследствии было названо «Морской паникой» и чему был положен конец огромной программой нового судостроения.

Новый Совет получил в своё ведение флот, который даже уступал французскому по числу и линкоров, и крейсеров, хотя ни в Парламенте, ни в обществе не было особого чувства, что положение вещей совсем далеко от того, каким бы ему следовало быть. Флот в это время совершенно не имел поддержки прессы. Не было ни писателей, ни публицистов – ни в обществе, ни в среде морских офицеров – взявших на себя миссию образования общественного мнения в отношении правильного восприятия самой идеи морской мощи. Поскольку же закон о реформах возвёл экономию и сокращение расходов на флот в ранг фетиша, было ясно, что в качестве первой жертвы финансовой близорукости Гладстона был избран именно флот, и с этих пор огромные сокращения расходов стали проводиться путём разоружения кораблей, расчёта рабочих с казённых верфей и прекращением закупок припасов на нужды флота.

Десятью годами ранее Чайлдерс – с полного одобрения общества – установил лимит расходов на содержание военно-морских сил и Совет принял это без особых возражений. Состоялся, таким образом, прецедент, мистифицировавший даже сам флот в отношении его истинного положения. Сам Купер Ки, тогда занимавший должность члена Королевской комиссии по фортификации, посматривал в сторону армии в качестве разумной альтернативы морским силам в перспективе возможной защиты от вражеского вторжения. Поэтому тот факт, что французский флот уравнялся с британским, не стал в глазах общества причиной для какой-либо тревоги. Более того, поскольку всё ещё отсутствовала ясная позиция по вопросу типа будущего линкора, Совет ни коим образом не склонялся к дальнейшему воспроизведению модифицированного «Коллингвуда», отдав ему явное предпочтение перед теми же «Девастейшном», «Александрой» или «Темерером» – это была типичная политика невмешательства, которой хватило ещё на пару лет, прежде чем были предприняты какие-то шаги для увеличения линейного флота.

«Марсо»

Однако пока Королевский флот удовольствовался одним лишь «Коллингвудом», французы в 1880 г. поставили рекорд, заложив «Гош», «Марсо», «Нептун» и «Мадженту», почти по 10600 т каждый. В итоге число французских броненосцев, начатых постройкой с 1874 г., составило 22 единицы при суммарном водоизмещении 164451 т, в то время как британский флот мог похвастаться лишь 13 кораблями при 107220 т. Конструкция этих [французских] кораблей представляет определённый интерес, поскольку в них пришли к расположению артиллерии, оказавшему влияние на кораблестроителей в Англии. Исходные эскизы демонстрируют лёгкий трёхмачтовый рангоут в носу и корме, который подвергся замене на тяжёлые боевые мачты после добавления в проект полной средней надстройки, способной противостоять воздействию дульных газов при стрельбе собственных тяжёлых орудий. Но ещё до истечения первого года правления нового Совета его члены были вынуждены признать необходимость начала постройки кораблей второй линии для службы на удалённых станциях, равно как и ускорения общих темпов кораблестроения – ныне растянувшихся до целых семи лет на «Аяксе» и «Агамемноне». Однако имелись два важных соображения, по которым следовало принять решение до обсуждения новых.проектов: это были пушки и паруса. Количество и размер орудий, равно как и их расположение, варьировались в широких пределах, в то время как вопрос о том, решиться ли на использование парусов, или же наконец полностью от них отказаться, представлял собой настоящий камень преткновения.

Несмотря на то, что расчёты ясно показывали, что парусная тяга на броненосных кораблях полностью противоречила экономии, необходимость сбережения угля посредством использования парусов представляла собой всё ещё настолько сильный стереотип для морских специалистов, что разрушить его пока не было никакой возможности. Новые корабли, таким образом, должны были нести длинные казнозарядные орудия в сочетании с полным парусным вооружением, и как до этого додумались, вызывает недоумение до сих пор.