Линия жизни - [65]

Билеты на самолёт до Ижевска купили без проблем, а оттуда – автобусом до Чайковского. Встреча с матерью прошла довольно напряжённо: опять были слёзы, попытки что-то объяснить, но все объяснения и воспоминания я оборвал, чтобы не тревожить душу ни себе, ни ей, тем более, что мама за эти годы здорово сдала, её мучили приступы гипертонии.

Тем не менее, отношения были восстановлены, и теперь я каждый отпуск стал проводить в Чайковском, стараясь бывать там одновременно с Юркой. В одну из таких поездок мы решили прокатиться до Перми. В то время по Каме с завидной регулярностью ходили теплохрды на подводных крыльях: «Метеоры» и «Ракеты».

Из Перми рванули в Ярино к бабушке Дусе. Её второй муж – деда Серёжа – к тому времени уже умер: сказались сталинские лагеря. Бабе Дусе осталось приличное хозяйство: большой дом с крытым двором, сад и огромный огород на пологом берегу пруда, который питался родниками.

Бабушка очень обрадовалась помощникам. Вдвоём с Юркой мы обобрали огромную плантацию виктории, причём, по указанию бабы Дуси собирали только самые спелые красные ягоды. После работы искупались в пруду, если только это можно назвать купанием: несмотря на жаркие летние дни, вода была нестерпимо холодной – выдержать в ней больше пяти минут мы не смогли. Вечером ударили по наливочке и отрубились, мгновенно уснув прямо на полу.

Ещё несколько слов о бабе Дусе. В Ярино у ней было прозвище «Промбабушка». В своём хозяйстве бабушка всё делала сама: соленья, варенья, наливки, самогон, хлеб. Обихаживала сад, огород, разводила пчёл, держала кур, так как корову и поросёнка было уже не под силу – бабушке шёл девятый десяток. Ткала половики для всего Ярино. Вот такая трудяга.

С утра мы втроём отправились в Пермь на базар, прихватив два ведра виктории и ведро мёда. Впереди, как танк, шла вдоль прилавков наша бабуся и, кивая на ягоды и мёд, спрашивала: «Почём?.. Почём?.. Почём?..» – а позади с вёдрами тащились мы. Найдя свободное место, бабушка распорядилась, куда поставить груз и, разместившись за прилавком, отпустила нас погулять. Вернувшись через два часа, мы обнаружили, что ведра из-под виктории пусты, и лишь на дне третьего ведра осталось немного мёда, который тут же на наших глазах был продан. Дело в том, что бабуся – гений коммерции – слегка снизила цену на свой товар по сравнению с другими продавцами.

Помню, как на вопрос одной дотошной покупательницы: «Какой это мёд: липовый или цветочный?» – баб Дуся ответила:

– А я, що, знаю, чого вони мени натаскалы? – этот хохляцкий говор так и остался в её речи до конца жизни.

С базара мы направились к Вале – приёмной бабушкиной дочери. Отдохнув там, баб Дуся покатила обратно в Ярино – готовить новую партию товара к следующему базару, куда она наведывалась через день да каждый день, а мы с Юркой сходили с Валей и её подругой в ресторан и следующим утром отчалили обратно в Чайковский теперь уже на пароходе.

10:4=2,5 метра на душу населения. 1972 год

После окончания второго курса института мне предложили должность мастера в той же бригаде ремонта №1, где я работал электрослесарем. В это время наш бригадир Миша Прокопьев ушёл на заслуженный отдых, и мастеру, Люде Бессоновой, с нашими пьяницами стало совсем невмоготу. Мишу работяги, особенно молодняк, побаивались: он особо расслабляться не давал, а теперь, оставшись без опоры, Люда попросту не справлялась. Она решила сменить работу и перейти в училище – мастером производственного обучения.

Должность мастера участка не давала преимуществ в зарплате (к тому времени я уже был электрослесарем пятого разряда и зарабатывал вполне прилично) а головной боли добавляла, ведь одно дело отвечать за себя, и совсем другое – за чужую работу; тем не менее, предложение, после некоторого колебания, принял. Так началось моё продвижение в руководители производства.

Окончив в Полевском восьмилетку, к нам переехал Толька. Увидав его обмундирование, я буквально вскипел: вся Толькина одежда была латана-перелатана. Чисто, аккуратно, но ни одного живого места! Она могла служить только экспонатом для помойки! Я считал, что денег, полученных за проданный на Платине дом, вполне должно было хватить для того, чтобы нормально одеть двоих моих братьев, а потому при встрече высказал всё это Васе в весьма резкой форме.

Только со временем я понял, как был неправ, и как тяжело приходилось молодой семье Чагиных сводить концы с концами.

Несколько лет назад Васи не стало: сказались долгие годы жизни на севере и заработанная тяжким трудом онкология. А я, вспоминая его, до сих пор жалею, что в своё время не попросил у него прощения за ту сцену.

В ближайшие же выходные Толика приодели – теперь мы могли себе это позволить: я неплохо зарабатывал, Валерка получал стипендию и пенсию, Толик с бабулей – тоже.

С переездом Толика жизнь наша стала как-то комфортнее. Несмотря на то, что он был младше Валерки, в быту оказался приспособлен гораздо лучше: умел стирать – чем сразу разгрузил бабушку – мог приготовить нехитрую еду на всю семью. Да и вообще, руки у него были, как говорится, на месте. Почему Толька был ближе к домашним делам – не знаю. Подозреваю, что хитрован Валера наловчился как-то сбагривать на него всю работу по хозяйству, ведь в семье отца даже за проступки старшего брата зачастую расплачивался своей задницей именно младший.