Линия перемены дат - [31]

— До чего же ты хороший парень, сержант! Наверное, здорово любили тебя хлопцы на батарее! — услышав о письме, улыбнулся Кондаков. — Где письмо?

Как и полагается серьезному, положительному человеку, сержант не спеша отвернул полу халата, полез в карман и извлек сложенный вдвое, чуть измятый конверт.

— И третье, — словно не замечая нетерпения друга, продолжал Волощук. — Здесь есть один человек. Кое о чем хочет тебя спросить с глазу на глаз. Это надо, Кузьма, — убеждающе проговорил сержант. — Надо для нас и для тебя. Надо найти. Не можем же мы терпеть. Непорядок-то был на нашем с тобой участке. Ты уж постарайся, соберись с мыслями. — Он поднялся.

— Ну, прощай, я пошел. Нам на двоих времени дали 20 минут. Я уже отнял у дела пять минут. Рад, у тебя все хорошо. Выздоравливай. На неделе зайду еще.

У двери сержант обернулся.

— Да, забыл сказать.

Сторож получил взыскание.

— Какой сторож?

— Да тот дед, к которому ты заходил.

— А-а, — несмотря на боль, рассмеялся Кондаков, вспомнив напуганное, заспанное лицо деда с автобазы. — Я же ему говорил!

Уже знакомый Кондакову молодой человек в халате с кожаной папкой в руке подошел к койке.

— Давайте познакомимся. Я старший лейтенант Феоктистов, следователь. Мне сообщили врачи, что вы не возражаете против короткого разговора. Они — тоже. Просили вас не волновать. Давайте по-деловому. — Он раскрыл папку и начал делать записи. — Все ваши данные я знаю уже. Первый вопрос: сколько их было?

— Один.

— Знакомый?

— Нет.

— Где вы встретились?

— На самом дальнем углу поселка, у аптеки.

— Почему пошли за ним?

— Мне показалось странным, что у него вся спина была мокрой от дождя, а перед почти сухой. Дул сильный ветер, и дождь шел косой. Так измокнуть можно, если, выйдя откуда-то, идешь все время в одном направлении, спиной к ветру. А там нет построек и жилья…

Феоктистов с нескрываемым интересом посмотрел на юношу. Вот перед ним лежит тяжелобольной простой заводской парень с обычным лицом. Мимо такого пройдешь и не вспомнишь потом: кого ты видел. А ведь какую тонкую наблюдательность и недюжинный природный ум нужно иметь, чтобы так быстро схватить такую незаметную для любого постороннего человека деталь! Их, следователей, четыре года специально учили этому. А тех, кто приходит из-за океана? О, тех учат… нет, скорее дрессируют уж никак не меньше. И вот, поди ж ты.

Черные глаза бригадмильца неотступно следили за следователем.

— Запишите еще, товарищ старший лейтенант. На сапогах этого человека я заметил несколько прилипших сухих травинок.

— Молодец, — не удержался Феоктистов.

— Погодите хвалить, товарищ старший лейтенант, — слабо улыбнулся Кузьма. — Ведь он меня обманул.

— Как он был одет? Опишем подробно.

Описав наружность этого спутника бригадмильца, Феоктистов, с тревогой глядя в побледневшее, постаревшее от напряжения лицо парня, решил задать последний вопрос:

— Скажите, товарищ Кондаков, видел он у вас нарукавную повязку бригадмильца?

— Нет, — уверенно ответил юноша и откинулся на подушку.

Старший лейтенант Феоктистов осторожно пожал руку Кондакова. Тот ответил слабым движением пальцев.

Звенело в ушах. Издалека Кондаков услышал, как чей-то басовитый голос выговаривал:

— Слуга покорный. Больше таких экспериментов я не допущу.

Юношу охватила тревога. Чем сильнее давила тупая тяжесть на затылок, тем отчетливее перед глазами вставала широкая полоса света от фар автомашины, алюминиевые капли дождя в ней и короткий взгляд незнакомца, брошенный на него. Не в лицо, а на одежду. А ведь он стоял левой стороной тела к свету! И на левой руке была повязка. И он не сказал об этом следователю! А ведь его человек в ватнике ударил почти тотчас же после этого короткого взгляда. Значит, устранял не его, Кузьму Кондакова, а бригадмильца, стража общественного порядка. Значит, враг. А он не сказал об этом!

Юноша громко застонал.

В комнату вбежала встревоженная женщина в белом халате.

— Что с вами? — голос ее звучал взволнованно.

— Я, я не так сказал… Был свет фар… Он видел повязку…

— Вас предупреждали, что это может произойти. Я отказал, — прогудел рядом заведующий отделением.

Женщина негодующе обернулась к нему.

— Оставьте. Этот мальчик — настоящий мужчина, и он не бредит. Поймите, это было Очень нужно. Я уверена, что все будет благополучно. Сестра, принесите пантопон.

17. ФЕОКТИСТОВ ВЫХОДИТ НА СЛЕД

В этот же день следователь Феоктистов направился к месту, где шофером Марининым было обнаружено тело Кондакова.

По-прежнему, не переставая, шел дождь. Излазив склоны сопок, в этом районе Феоктистов не нашел никаких следов.

Да и где их было найти, если усердно и без меры поливающий землю дождь неминуемо смыл бы или по крайней мере сгладил бы любые свежие следы. Ведь пошли четвертые сутки со дня нападения на Кондакова. Сержант Волощук, сопровождающий Феоктистова по пятам, виновато улыбнулся, когда старший лейтенант присел на камень, сбил на затылок фуражку и отер потный лоб.

— Что вы на меня смотрите, будто это вы попрятали все следы, сержант? — улыбнулся Феоктистов.

— Так не нашли же ничего, товарищ старший лейтенант.

— Да, здесь не нашли. Пока. А ведь свежих следов, как бы их ни заливал дождь, не было, товарищ участковый. Стало быть, вероятней всего он пошел по дороге. Впрочем, нет. Ведь на дороге через две минуты, по показаниям Маринина, никого не было. Значит, он, если спрятался, то пережидал. Или пошел без дороги, а вышел в другом месте, — вслух рассуждал Феоктистов. — Хорошо, — неожиданно решил он. — Это оставим на потом. Сейчас займемся решением другой задачи. Не оставил ли этот человек каких-либо следов восточнее поселка, то есть со стороны океана…