Линия Маннергейма - [20]

Или ошибкой была вся ее жизнь, такая нелепая и путаная, что она никак не могла разобрать, что в ней является причиной, а что – следствием. Где-то по дороге она совершила первую ошибку, ту, главную, с которой все и началось.

Лера попыталась припомнить, с какого момента ее жизнь повернула не в ту сторону. С того дня, когда она уехала из Питера? Но она была мала, и выбор совершили за нее. Его сделали родственники. Так что вряд ли в этом ее вина. Что еще? Неизменное желание вернуться? Представить свою жизнь без города на Неве она не могла. Так хотелось вернуться туда, поближе к деду, наверное, из-за детских воспоминаний, а может, чтобы понять причину его внезапного исчезновения. Лера надеялась, что дед возникнет снова откуда-то из небытия, если она поселится там, где они жили когда-то вместе. Этого не произошло, потому что просто не могло произойти. Это противоречило всем законам земного бытия. Значит, именно тогда она что-то нарушила эгоистичным своим желанием – неправильным, недопустимым, противоестественным. Нельзя верить в чудеса безнаказанно.

Или вернулась не вовремя? Она хотела ехать в Питер сразу после выпускного, и билет был куплен. Она мысленно гуляла по питерским улицам, предвкушая новую жизнь. Настоящую жизнь. Но поездку отложили. Из-за этого дурацкого выпускного. Она и идти-то на него не хотела, но… Так принято. В шестнадцать лет трудно поступать согласно собственным желаниям. Да и зачем родителей обижать… И потом она делала в своей жизни вовсе не то, что хотелось лично ей.

Да, видимо, выпускной вечер и был той главной ошибкой…

На улице что-то загромыхало. Вздрогнув, Лера сообразила, что это, скорее всего, первый майский гром добрался и до их северных широт. Ну наконец-то, значит, лето близко. Она ждала этого дождя дней десять, синоптики все обещали грозовые ливни, но, как обычно бывает, всю декаду стояла жаркая солнечная погода. Теперь же, когда прогноз выдал информацию «без осадков», сразу же пошел дождь. «Ну чего бы им сразу было не пообещать солнышко, – подумала Лера, – тогда и дождь добрался бы до нас раньше».

И перед выпускным тоже шел дождь… Как давно это было! Воспоминания хлынули в нее вместе с ливнем за пределами «бункера». И она не пыталась отбросить их, как всегда поступала с тем, что было неприятно. Тогда… Они собирались на вечер, а за окнами…

…К шести стало ясно, что Белозеровы опаздывают. В небольшом приморском городке, где они жили, второй день лил дождь, и небо, прояснившееся было после обеда, к вечеру вновь заволокло тучами. Потоп за окнами не то чтобы мешал им в сборах, но некоторым образом отвлекал от дела. В доме гадали, прекратится ли ливень к вечеру.

– Какая подлость, – злилась шестнадцатилетняя Лера. – Весь июнь стояла дикая жара и ни разу не упало ни капли. А тут – на тебе, прямо сезон дождей.

Лера уродилась шатенкой со смуглой кожей, с которой целый год не сходил загар. Не в пример рано сформировавшимся одноклассницам она, казалось, состояла из одних конечностей и не имела никакого отношения ни к пробуждающейся женственности, ни к проблемам, со всем этим связанным. Она выглядела бесполой, словно ребенок, несмотря на то что вымахала за метр семьдесят. За глаза ее могли назвать жирафой, но в лицо никто никогда этого не делал: уж больно непонятным был ее взгляд – над таким обычно не смеются.

Глаза и впрямь удивляли: светлые, почти прозрачные, будто слегка подсвеченные льдинки с очень темной окантовкой – таким бывает ночное небо на юге. Края у этой полосы были неровными, они вгрызались в радужку, словно старались ее завоевать. А когда Лера злилась или волновалась, окантовка оживала и приходила в движение, быстро поглощая собой все пространство радужки, что вкупе с расширяющимися зрачками давало жутковатый эффект – глаза становились очень темными, почти черными. Это напоминало наступление южной ночи – раз, и дня как не бывало, сплошной мрак кругом.

– Ты так похожа на деда, что по тебе можно законы наследственности изучать, – говорила мать Леры, Александра Федоровна. Сама она на отца не походила нисколько, разве что стала, как и он, врачом.

– А характер? – интересовалась Лера.

– И привычки у тебя такие, что можно подумать, мы не принимали никакого участия в твоем воспитании. Теперь я верю, что все закладывается до шести лет. А ведь с нами ты живешь гораздо дольше, чем с ним. Загадочная наука педагогика, – резюмировала потомственный врач, – никаких тебе четких правил или законов. Все расплывчато.

– Мама, – смеялась в ответ Лера, – не издевайся над наукой. Из правил всегда бывают исключения.

– И ты – из их числа?

– Почему нет?

– В молодости все мнят себя исключениями, а потом бывают неприятно удивлены, обнаружив, что это лишь иллюзия. Посмотри только, в чем ты идешь на выпускной! Ведь никто не поймет!

– А надо, чтобы понимали?

– Так гораздо легче жить. Все играют по одним правилам. А исключениям приходится нелегко.

– Деду тоже?

– Он вообще ни во что не вписывался. Удачу вместо комнатной собачки держал. Такое, к сожалению, не передается по наследству.

– А вдруг?

– Поживем – увидим. Поторапливайся.

– Ну когда же я уеду отсюда?!