Линия любви - [32]

— Хотите, я останусь?

Холодная дрожь пробежала по спине Джоди. Нет! — говорил ее разум. Но тело трепетало от желания испытать запретное. И она жаждала этого запретного так сильно, что почти ощущала его. Ощущала его огромную подчиняющую силу. И неужели она должна отказаться? Почему?

— Нет, — ответила прежняя Джоди. Та самая Джоди, которая никогда не расстегивала блузку ниже второй пуговицы, которая никогда не просила того, что хотела иметь.

Серые глаза мужчины посветлели, стали холодными.

— Понимаю, — сказал он и повернулся, чтобы уйти.

— Да, — еле слышно прошептала Джоди.

Но он уже открывал дверь, собираясь шагнуть за порог. В последнее мгновение Хартли бросил беглый взгляд через плечо, легкая улыбка скользнула по его губам, затем он прикрыл за собой дверь.

Джоди не шелохнулась. Она испытывала к себе самое настоящее отвращение. Глупая, она думала, что изменилась за последние несколько дней. Нет, она все еще оставалась прежней Джоди, делающей все по правилам, отказывающейся от того, что ей хотелось бы иметь. И, если она собирается оставаться прежней Джоди, ей следует вернуться к Рику, выйти за него замуж и вести убогую жизнь, каждый день играя с собой в игры куда более мучительные и унизительные, чем те, в которые она играла в последние несколько дней. Потому что притворство перед собой — едва ли не самая трудная игра на свете.

Из-за двери доносилось слабое пощелкивание. Джоди припомнила: такой же звук она слышала прошлой ночью на парковочной площадке. Щелк-щелк-щелк…

Значит, тогда, у супермаркета, и сейчас за дверью был один и тот же человек — Хартли. Что он теперь там делает? Следит за ней?

Джоди моментально перенеслась мыслями в Балларат, к той сцене, что разыгралась в дверях ее квартиры. Тогда она стояла на своих жутких каблуках, завернувшись в капрон, потому что хотела соблазнить мужчину, которого любила — вернее думала, что любила, — и потому отчаянно боролась за его внимание и привязанность. Но она оказалась совершенно ненужной, незамеченной — какой-то случайный предмет, завернутый в капрон.

Нет, я не случайный предмет, не какой-то отброс, сказала себе Джоди. Я заслужила право быть желанной.

И новая Джоди, та, что теперь всегда будет, не стыдясь, говорить о своих желаниях, решительно шагнула к окну. Что можно разглядеть через это узкое матовое стекло сбоку от двери? — подумала она. Только формы, очертания. Но ему можно подать знак. Если я сейчас разденусь и он увидит меня обнаженной, то поймет: он нужен мне, я хочу его. Это риск, но я должна пойти на него, или мне предстоит навсегда вернуться в страну Никогда-Никогда.

Хартли следил за девушкой через проклятое матовое стекло, которое превращало все в неясные размытые контуры. Он не видел выражения ее лица, но заметил, что она стоит на том же месте и наблюдает за ним. Почему? Она ведь велела ему уйти? Еще один непонятный сигнал, посылаемый этой особой. Леди настоящая загадка, но после печального опыта с Дженнифер он стал экспертом в таких играх, его больше не обманешь. Теперь он уже никогда не поверит женщине, даже если у нее выразительные золотисто-карие глаза, даже если она танцует с детской погремушкой в руке и носит футболку с вызывающей надписью.

И вдруг Хартли поморщился, будто получил удар в солнечное сплетение. Ему неожиданно открылась простая истина: видеть Дженнифер во всех женщинах — еще один способ представлять себе мир черно-белым, лишенным всяких красок. А золотистые глаза Сью? Разве они не правдивы? Возможно, он чего-то не понимает в ней, но это потому, что ему неизвестна история ее жизни.

Так говорил сидящий в Хартли детектив. А Хартли-мужчина чувствовал ее большую доброту. Этому в немалой степени способствовала подсмотренная им в супермаркете сценка. Только доброта вызывает в человеке потребность в ребенке. Хартли знал это по собственному опыту. Возможно, он сделал в жизни много неправильного, неразумного, но его желание иметь ребенка шло прямо из сердца. Разум тут был ни при чем. Кроме того, он видел, как Сью разговаривала с Поваром, и понял, что она мягка в обращении.

Сидящий в нем мужчина не только знал о ней эти вещи — какое-то шестое чувство подсказывало Хартли, что он прав. Хартли не смеялся больше над предчувствиями и внутренними ощущениями. Видимо, они часть данной нам жизни, решил он.

— Ты ведь не хочешь, чтобы я ушел, правда? — прошептал он, рассматривая неясные очертания Сью сквозь стеклянную панель сбоку от двери.

И будто в ответ розовая футболка стала подниматься вверх. Сью сняла ее через голову и отбросила в сторону. Красные полосы пересекали едва видимые очертания ее фигуры. Значит, она все еще в бикини. Размытые очертания ее фигуры плавно перемещались по комнате туда и обратно.

Она что, ходит кругами? Совсем как на ринге, но только это шоу предназначено для него одного. Хартли бросило в жар. Он положил ладонь к стеклу и раздвинул пальцы, словно мог коснуться Сью.

Контуры фигуры были расплывчатыми, но, по мере того как воображение Хартли восстанавливало пропущенные детали, внизу его живота собирался тяжелый горячий жар. Он припомнил ее упругие груди, напрягшиеся под его взглядом соски.