Линия красоты - [134]
Он представил, как она любуется красивым почерком и недоверчиво вчитывается в содержание. Наверняка недоверчиво — Ник не раз уже сталкивался с тем, что его искренность посторонние принимают за цветистую ложь. Он над этим работал, старался выражаться проще, суше, грубее, и все же… Он задумался, глядя в окно, и секунду спустя на память ему пришли слова Генри Джеймса о смерти По: «Меня поразила глубина его отсутствия». Прежде эта фраза казалась Нику несерьезной, какой-то игрой слов — но сейчас он понял, сколько в ней заключено ужаса, мудрости и печали. В первый раз он понял, что эти слова написаны человеком, в жизнь которого снова и снова входила смерть. И представил себе, как, где-то через полгода, садится за стол и пишет такое же письмо обитателям дома на Лаундс-сквер.
Дома, на Кенсингтон-Парк-Гарденс, Ник все никак не мог решиться рассказать Кэтрин о Лео. Сам себе он казался вестником из иного мира, гонцом, согбенным под бременем недоброй вести, и ловил себя на том, что слишком громко вздыхает и слишком подолгу мрачно смотрит в стену, надеясь услышать вопрос. Минут через десять стало ясно, что это занятие бесполезное: Кэтрин ничего не замечает. Она полулежала в кресле, обложенная со всех сторон газетами, обставленная недопитыми стаканами воды и чашками чаю, и с порога казалась совсем маленькой и слабой, как больной ребенок. Когда вошел Ник, она подняла глаза и сказала с натужной бодростью:
— Представляешь, после новостей будет репортаж о выборах в прямом эфире! — как будто это само по себе было хорошей новостью.
— Хорошо, дорогая, — сказал Ник. — Отлично, посмотрим. Э-э… гм… да! — И обвел комнату нерешительным взглядом, прикидывая, когда будет лучше сообщить новость и в какие слова ее лучше облечь. У каждой новости, думал он, есть свой жизненный ритм: выложишь ее слишком рано — она прозвучит тяжело и неловко, будешь тянуть — пропадет впустую, так и оставшись непроизнесенной.
Он поднялся к себе в комнату, по дороге снова, уже не в первый раз, задумавшись о состоянии Кэтрин. Тяжко жить в одном доме с человеком пассивным, беспомощным, постоянно подавленным и погруженным в себя — особенно если помнишь, сколько жизни и энергии он излучал прежде. Рядом с Кэтрин собственные проблемы казались Нику не такими уж страшными — но только иногда; в другие дни она заражала его своей мрачностью. Он взял из библиотеки Рэйчел монографию доктора Эдельмана, лечащего врача Кэтрин, под названием: «Трудный путь через горы: преодоление маниакально-депрессивного синдрома». Стиль у доктора Эдельмана был ужасный, и Ник цеплялся за его стилистические ошибки и тяжеловесный синтаксис, стараясь спрятаться за ними от страха, который наводила на него эта книга, и от болезненного желания примерить изученные симптомы на себя — тем более соблазнительного, что в изложении доктора и легкомыслие, и раздражительность, и флегматичность, и вообще едва ли не любое свойство человеческого темперамента могли оказаться предвестниками болезни.
Были в книге и полезные факты, однако Ника она оставила в тревожной растерянности; такую же растерянность и тревогу он испытывал всякий раз, когда заговаривал с Кэтрин, теперь пребывающей уже не в сверкающих и черных полях своих прежних депрессий, а в ка-ком-то ином, неописуемом месте, охраняемом прописанными доктором Эдельманом мощными дозами лития. Объяснять, что она чувствует, у нее не было ни сил, ни желания. Она говорила, что не может ни на чем сосредоточиться, не способна дочитать до конца ни книгу, ни даже статью. Порой как будто забывалась и начинала вести себя как прежде — энергично двигалась, ядовито острила, быстро раздражалась; но это скоро прекращалось, и сама она в такие минуты смотрела на себя с каким-то тоскливым недоумением. По большей же части просто сидела и ждала неизвестно чего. Ник не раз ловил себя на том, что разговаривает с ней чересчур громко и чересчур бодро, словно с глухой старухой; и страшнее всего было, что Кэтрин на это не обижалась.
Весь вечер звонил телефон. Сначала позвонила мать Ника и долго говорила о выборах, должно быть увидев в них единственный шанс причаститься лондонской жизни сына. С матерью Ник был холоден и сух, почти готовый, как это бывало и раньше, винить ее в том, что о самом главном ей рассказать не может. Она никогда не слышала о Лео, и рассказывать было бесполезно — это он знал. Мать подробно пересказала выступление Джеральда по местному радио. «И еще сказал: не нужны нам никакие общества этих… э-э… лесбиянок!» — говорила она, едва ли понимая, какое отчаяние звучит в ее словах под тонким слоем напускной отваги. Потом позвонил по другой линии сам Джеральд, и Дот поспешно распрощалась, словно пойманная на месте преступления.
— Ну как у вас там, все хорошо? — поинтересовался Джеральд; его явно распирало от желания поговорить о себе. Голосование уже закончилось, начался подсчет результатов — самые волнующие часы, когда даже самоуверенный Джеральд не находил себе места и метался в поисках ободрения.
— Как ваша речь? — спросил Ник.
— Прошла гладко, как тост за ужином, — ответил Джеральд. — А вот о самом ужине я этого сказать не могу. Ох уж эти мне провинциальные гостиницы!
Не теряй надежду на жизнь, не теряй любовь к жизни, не теряй веру в жизнь. Никогда и нигде. Нельзя изменить прошлое, но можно изменить свое отношение к нему.
«Сказки из Волшебного Леса: Находчивые Гномы» — третья повесть-сказка из серии. Маша и Марис отдыхают в посёлке Заозёрье. У Дома культуры находят маленькую гномиху Макуленьку из Северного Леса. История о строительстве Гномограда с Серебряным Озером, о получении волшебства лепреконов, о биостанции гномов, где вылупились три необычных питомца из гигантских яиц профессора Аполи. Кто держит в страхе округу: заморская Чупакабра, Дракон, доисторическая Сколопендра или Птица Феникс? Победит ли добро?
«Сказки из Волшебного Леса: Семейство Бабы-яги» — вторая повесть-сказка из этой серии. Маша и Марис знакомятся с Яголей, маленькой Бабой-ягой. В Волшебном Лесу для неё строят домик, но она заболела колдовством и использует дневник прабабушки. Тридцать ягишн прилетают на ступах, поселяются в заброшенной деревне, где обитает Змей Горыныч. Почему полицейский на рассвете убежал со всех ног из Ягиноступино? Как появляются терема на курьих ножках? Что за Котовасия? Откуда Бес Кешка в посёлке Заозёрье?
Маринка больше всего в своей короткой жизни любила белые розы. Она продолжает любить их и после смерти и отчаянно просит отца в его снах убрать тяжелый и дорогой памятник и посадить на его месте цветы. Однако отец, несмотря на невероятную любовь к дочери, в смятении: он не может решиться убрать памятник, за который слишком дорого заплатил. Стоит ли так воспринимать сны всерьез или все же стоит исполнить волю покойной дочери?
О книге: Грег пытается бороться со своими недостатками, но каждый раз отчаивается и понимает, что он не сможет изменить свою жизнь, что не сможет избавиться от всех проблем, которые внезапно опускаются на его плечи; но как только он встречает Адели, он понимает, что жить — это не так уж и сложно, но прошлое всегда остается с человеком…
Джоэл бен Иззи – профессиональный артист разговорного жанра и преподаватель сторителлинга. Это он учил сотрудников компаний Facebook, YouTube, Hewlett-Packard и анимационной студии Pixar сказительству – красивому, связному и увлекательному изложению историй. Джоэл не сомневался, что нашел рецепт счастья – жена, чудесные сын и дочка, дело всей жизни… пока однажды не потерял самое ценное для человека его профессии – голос. С помощью своего учителя, бывшего артиста-рассказчика Ленни, он учится видеть всю свою жизнь и судьбу как неповторимую и поучительную историю.
«Брик-лейн» — дебютный роман Моники Али, английской писательницы бангладешского происхождения (родилась в Дакке).Назнин, родившуюся в бангладешской деревне, выдают замуж за человека вдвое ее старше и увозят в Англию. В Лондоне она занимается тем, чего от нее ждут: ведет хозяйство и воспитывает детей, постоянно балансируя между убежденностью мужа в правильности традиционного мусульманского уклада и стремлением дочерей к современной европейской жизни. Это хрупкое равновесие нарушает Карим — молодой активист радикального движения «Бенгальские тигры».
Дэймон Гэлгут (р. 1963) — известный южноафриканский писатель и драматург. Роман «Добрый доктор» в 2003 году вошел в шорт-лист Букеровской премии, а в 2005 году — в шорт-лист престижной международной литературной премии IMPAC.Место действия романа — заброшенный хоумленд в ЮАР, практически безлюдный город-декорация, в котором нет никакой настоящей жизни и даже смерти. Герои — молодые врачи Фрэнк Элофф и Лоуренс Уотерс — отсиживают дежурства в маленькой больнице, где почти никогда не бывает пациентов. Фактически им некого спасать, кроме самих себя.
Лондонское предместье, начало 1940-х. Два мальчика играют в войну. Вообразив, что мать одного из них – немецкая шпионка, они начинают следить за каждым ее шагом. Однако невинная, казалось бы, детская игра неожиданно приобретает зловещий поворот… А через 60 лет эту историю – уже под другим углом зрения, с другим пониманием событий – вспоминает постаревший герой.Майкл Фрейн (р. 1933), известный английский писатель и драматург, переводчик пьес А. П. Чехова, демонстрирует в романе «Шпионы» незаурядное мастерство психологической нюансировки.
Иэн Макьюэн — один из авторов «правящего триумвирата» современной британской прозы (наряду с Джулианом Барнсом и Мартином Эмисом). Его «Амстердам» получил Букеровскую премию. Русский перевод романа стал интеллектуальным бестселлером, а работа Виктора Голышева была отмечена российской премией «Малый Букер», в первый и единственный раз присужденной именно за перевод. Двое друзей — преуспевающий главный редактор популярной ежедневной газеты и знаменитый композитор, работающий над «Симфонией тысячелетия», — заключают соглашение об эвтаназии: если один из них впадет в состояние беспамятства и перестанет себя контролировать, то другой обязуется его убить…