Линия Горизонта - [61]

Вся эта толпа, едва двери электрички открылись, принялась забираться внутрь, толкаясь и переругиваясь. Запершись изнутри в купе, Риккардо и Джамал молча слушали их крики и возмущения, – дотянув до самого последнего момента, когда война уже началась, они все же решились на побег.

Наконец разместились; двери закрылись, состав тяжело дрогнул и поехал. И внезапно люди в вагоне затихли. В образовавшейся тишине Джамал снова услышал стрельбу. Выглянув в окно, художник увидел, что состав проезжал мимо площади, за которую в тот момент шла драка. Джамал узнал это место – сразу за площадью начиналась дорога к еще одному из шести лагерей, – и дела там, видимо, шли скверно. Полицейские в древних бронежилетах, которые многие годы пылились на городских складах, стреляли по людям из-за высоких щитов; огонь вели из окон домов, расположенных по всему периметру площади. Видимо, ни полиция, ни пристенные не успели возвести здесь баррикады.

Среди пристенных были жертвы – тела лежали на земле в лужах крови, у многих в руках были зажаты пистолеты и полуавтоматы. Мятежники отступали – площадь была почти сдана полиции.

Все это Джамал сумел разглядеть секунд за десять, затем площадь скрылась из виду, а вскоре исчезли и звуки стрельбы.

До тоннеля в городской стене в вагоне царила тишина – даже дети не плакали и не кричали. На первой же остановке в южном Городе вышло с десяток человек. Художник приоткрыл дверь купе и молча наблюдал за ними.

Люди были все еще подавлены увиденным, как будто и не предполагали, чем может закончиться бунт. Друг на друга они не смотрели: женщины упорно разглядывали своих детей, то и дело поправляя на них одежду, дети жались к матерям, одинокий старик смотрел перед собой в пол и задумчиво постукивал тростью, будто и вовсе не собирался на нее опираться.

Джамал захлопнул дверь и погрузился в размышления. Поэтому он и не хотел присоединяться к мятежу. Он не хотел его, не ждал, знал, что будет кровь – много крови… Он был просто художником, большим бородатым художником, ловко управлявшимся с кистями и красками. Все, чего он хотел, – рисовать.

– На восьмой декаде в последний вагон зашла полиция, – сообщил Кайл, просунув голову в купе. – Просто проверка документов, но кто-то из пассажиров растрепал о стычке на станции. Его, – он кивнул на замершего на месте Риккардо, – не заметили, а тебя, Джамал, описали как большого бородатого мужика. Я принесу тебе еще один рабочий плащ, может быть, поможет. Это все, что у меня есть.

– И что делать? – спросил Риккардо, когда машинист исчез.

– Тебе – ничего. Притворимся обслугой поезда. – Джамал оглядел его с головы до ног. И правда, в длинном рабочем плаще Бертани было не узнать – обычный мальчишка-работник.

– А вот я… Большой бородатый мужик… – Джамал принялся копаться в шкафчике под столом. – Нужно спрятаться.

Огромные ножницы обнаружились в дальнем углу шкафа – среди перегоревших лампочек и столовых приборов. Джамал стремительно обкорнал бороду, а волосы выбросил в окно.

– Сиди здесь и не дергайся, – быстро приказал он, доставая из кармана небольшой походный набор в мягком футляре: опасную бритву, небольшой нож, спички и еще какую-то мелочовку. – Пока полиция до нас дойдет, я успею.

Рядом с комнатой охраны располагалась туалетная комната. В небольшой железной сетке над крошечным умывальником лежал кусок дурно пахнущего мыла.

Быстро взбив мыльную пену, Джамал принялся методично сбривать бороду – и все же порезался. Кое-как закончив, он смыл пену с лица, наскоро вытерся платком, убрал бритву в карман и вернулся в купе, где быстро переоделся в защитный плащ рабочего, который принес Кайл, пока Джамала не было в купе.

– Я бы тебя не узнал без бороды, – сообщил ему Бертани.

– Это потому, что ты меня видел раньше, – ответил Джамал и поднял ворот плаща, прикрывая порезы на шее.

Полиция добралась до них еще минут через десять. Мельком оглядев купе, офицер что-то пробурчал и пошел дальше.

– А почему документы не спросили? – шепотом поинтересовался Риккардо.

– Мы с тобой работаем на этом поезде. Все наши документы должны быть проверены раньше. Нужно спрятаться на время – боюсь, меня могут искать, а идти мне на юге, собственно, некуда.

– Куда ты теперь?

– Слышал, что собирается ополчение. Артур отправлял туда своих людей…

– Можно мне с тобой? – не дослушав, перебил его Бертани.

– Выйдем мы с тобой вместе, чтобы подозрений никаких не вызвать, но к родителям ты все равно поедешь. Ты говорил про четвертую декаду?

– Да.

– Вот и хорошо. Сойдем с электрички и сразу же разъедемся в разные стороны. Помни: сиди и не высовывайся. Все выведывай и подслушивай.

– Ты все же решил нам помогать, да?

– Вам? – Джамал удивленно поднял брови.

– Да, восстанию против лордов, Артуру…

– Нет, нет, я сотни раз говорил Артуру, что ваше восстание – пустая затея. Не получится у вас ничего.

– Почему же? Мы захватим Город, вот увидишь.

– А дальше-то что?

– Сделаем так, чтобы у всех было вдоволь еды, снесем хибары у стены.

– Хорошо. А дальше?

– Ну, не знаю. Это дело долгое само по себе.

– И в итоге ни к чему не приведет. Вы о главном забыли, заигрались. Пристенные сейчас – безмолвны. В Городе есть одна проблема, которую невозможно решить, – людей заставляют молчать, нас, художников, – выставлять правильные картины, Куперов – печатать одобренные лично судьей статьи. Как вы узнаете, что у пристенных еды – вдоволь, что одежда – не рвется через два дня после того, как ее купили, что новому дому не нужен ремонт? Вы создадите кучу комиссий, которые будут заваливать ваш новый Совет кучей бумаг.