Лимонов против Жириновского - [7]

Жириновский на трибуне сообщил (очень просто все), что вначале изложит общие положения, а затем будет отвечать на вопросы. Голос его, с хрипотцой, недовольный, такими жалуются на власть въедливые заебистые служащие в столовой во время обеденного перерыва. Голос качающего права инженера, итээровца. Провинциала. Брюзгливость, недовольность тона Жириновского объясняется «ощущением жизни как базара, как нескончаемой сутолоки»? как писал о нем его приверженец Сергей Плеханов:

«Мой собеседник неизменно подчеркивал: его десятилетиями окружала тусклая и удушливая атмосфера всеобщей бедности, человеческого базара, нет, даже не базара, — это слишком цветистое понятие, — а некоей барахолки».

Тогда у всех бывших советских должны быть такие брюзгливые «барахолочные» голоса?

Барахолка или нет, но Жириновский, отбросив деревянный язык политики эпохи партократии, говорил на языке улицы. Несложным языком обывателя. Вот его полив в тот вечер, судя по моему оранжевому блокноту:

«Почти ежедневные нападки на меня и на партию. Политика связана с обманом… Вас хотят обмануть. Мы же избрали нашим оружием сказать правду. Ни одна партия не смогла выдвинуть в июне прошлого года кандидата в президенты. Только ЛДП смогла… Я один не был связан с номенклатурой, с КПСС. Кадеты и РХДД перекрасились… В августе политические партии ушли в подполье… Ельцин пришел к власти ночью, слабость — когда приходят к власти ночью. 90 % преступлений совершается ночью».

Первый шквал полива прошумел, и он накатил на нас, слушателей, — второй вал.

«Самые трагические ошибки — политические… Главный сейчас национальный вопрос. Он нигде не решен. Там у них он тоже не решен. Нет Курдистана, хотя курдский народ многомиллионный, но есть Эстония, эстонцев, вы знаете, 900 тысяч. Свобода для эстонцев означает несвободу для русских… Историю нельзя переделать… Я буду защищать русских на всей территории России и бывшего СССР. Нельзя проводить национальное отделение, если мы пойдем таким путем, у нас будет завтра на месте России пятьдесят, шестьдесят, семьдесят государств. Суверенитет личности — да, но не нации. Если мы дадим всем нациям суверенитет — мы будем в состоянии войны всегда. Говорят — какой выход? Многопартийный парламент ситуацию не спасет. Нужен авторитарный режим. В Турции каждые десять лет приходят к власти военные. Там решили национальный вопрос варварским способом. Военные все исправляют… Наше государство в состоянии больного, которому требуется сильное лекарство… В Германии, чтобы перейти к демократии, требовался американский оккупационный режим…»

Третий вал начался с ярких популярных сравнений, к сожалению, я не понял, к чему же их привязать, что они значат. Возможно ничего, как орнамент на стенах мечети, как глоссололия, — бессмысленные словосочетания в песнопениях шамана:

«Рыбак с удочкой или с динамитом. Мужчина и женщина… договорился или изнасиловал, большая разница… В Латвии не выходят газеты… В Тбилиси закрыт аэропорт.[3] «Российские вести» сообщают каждый день, где находится Гамсахурдия, а! А американская подводная лодка в это время подошла к нашим берегам… Гуманитарную помощь присылают нам, чтобы разведать наши военные аэропорты, вы поняли? Они знают, что режим Ельцина, режим Попова — временный. Они готовятся… Садам Хуссейн нужен США. Он их ставленник на Ближнем Востоке».

Уже летом того же года Владимир Вольфович полетит, или сделает вид, что полетит (мне совсем не ясно, например, был ли он вообще в Ираке с визитом? нет, не ясно) к Хуссейну, невзирая что тот — ставленник США на Ближнем Востоке, но это не единственное противоречие в его поливах и в его политике. Собственно, его политика принципиально противоречива. Я не люблю корчить из себя пророка, потому заявляю что если да, я сразу же понял, что образ Жириновского именно провинциальный итээровец, спешащий выплеснуть с хрипотцой обиды, и в этом он есть двойник американского провинциального босса, дельца от политики, то противоречия я уловил позднее.

Не заметил я тогда и того обстоятельства, что во всю сорокаминутную речь Жириновский обронил лишь несколько фраз, касающихся не географии, не проблем внешней политики с ближним и дальним зарубежьем. Лишь несколько фраз на тему экономики и социального устройства общества. Вот они. Об экономике:

«Конвергенция в экономике — сохранить то, что есть у нас, и добавить лучшее из капитализма».

О социальном устройстве общества:

«Бурбулис заявил: «Мы меняем общественный строй!» Как легко. Двадцать лет вбивал в голову студентам о коммунистическом обществе…»

Я ушел из Историко-архивного вместе со Славой, у меня была еще одна деловая встреча «А что, Эдуард, — сказал Слава, когда мы шли к метро, — ваш Жириновский мне понравился. Он говорит вполне разумные вещи…»

Позднее вот что писал Ярослав Могутин об этом событии в газете «Новый Взгляд» (№ 122, за 93 г.):

«…хочется вспомнить, как развивался их бурный, но непродолжительный роман с Лимоновым. Владимир Вольфович встретился с Эдуардом Вениаминовичем, когда инициативная группа студентов Историко-архивного института выдвинула Жириновского на должность ректора (вместо Ю.Афанасьева). В тот момент я еще числился студентом этого заведения и предвкушал страшный скандал в институтских стенах (это было полтора года назад). Мы с Лимоновым пришли на Никольскую, где в актовом зале главного здания МГИАИ должен был выступить В.В. Он и выступил в присущем ему юмористическом духе с известными лозунгами, которые мало с тех пор изменились. Лимонов тогда быстро освоился и вскоре уже бойко раздавал свои автографы на программе ЛДП. Естественно, никаким ректором В.В. не стал, а студентам-инициаторам его выдвижения, жестоко набили морды студенты-демократы.