Лимон - [30]

— Коцу-коцу.

— Что это? Слышишь звуки? — спросил Коити, вопросительно посмотрев на жену, отложил палочки и сосредоточенно прислушался.

Жена рассмеялась.

— Да это воробьи. На крыше я хлебные крошки набросала.

Когда Нобуко впервые услышала эти звуки, она отложила работу, поднялась на второй этаж и крадучись подошла к окошкам в раздвижных дверях. Четыре или пять воробьев не ходили по крыше, а перепрыгивали с место на место и клевали корм. Она замерла, чтобы не спугнуть их, но воробьи все же заметили ее и упорхнули. — Нобуко сказала:

— Так поспешно удирали. Даже лица «чловека»[60] толком не разглядели…

Коити рассмеялся, услышав «лицо чловека». Такими рассказами Нобуко часто украшала свою монотонную жизнь. Коити подумал, что она умеет жить в бедности. Нобуко ждала ребенка.

2

Небо широко распахнулось, листва опала, коричневые плоды на платане засохли. Зима. Задул холодный ветер, где-то случилось убийство. Поползли разговоры о ворах и пожарах. Дни стали короткие, Нобуко боялась даже кружащейся листвы, когда закрывала ставни.

Как-то утром на жестяной крыше обнаружили следы чьих-то ног.

Коити решил, что их неудобное жилье без водопровода и газа причиняет много хлопот его беременной жене, и начал поиски дома в городе.

— Домовладелец ходил в полицию. Говорят, на их участке, мол, никаких происшествий зафиксировано не было. Всегда одно и тоже говорят, а улицы совсем не патрулируют.

Нобуко просила жену домовладельца присматривать за домом, а сама выезжала в город на прогулки.

3

Однажды с неба обрушился настоящий снегопад, предвещавший раннюю весну.

Утром Коити еще лежал в постели, услышав, как капли талого снега колотят по жестяной крыше.

Он отодвинул ставни, и яркий солнечный свет до краев заполнил комнату. Ослепительный мир. С крытых мискантом крыш, заваленных толстым слоем снега, поднимался густой пар. Новорожденные облачка! В синем бездонном небе сияющие белизной облачка совершали свой красивый полет. Он наблюдал за ними.

— Эх, — кряхтя, поднялась Нобуко с постели, чтобы пожелать мужу доброго утра.

— Как же тепло, — сказала она, вывешивая спальный матрас на перила. Сразу же повеяло теплым запахом.

— Хохокэкё.

— Верно, камышовка поет.

Две камышовки ринулись вниз между ветвей кипарисовика и спрятались в его тени.

— Хохокэкё.

Свист. Не иначе как свистел мальчишка — помощник в парикмахерской неподалеку, державший птиц. Коити почувствовал к нему расположение.

— И, правда, свист. Как-то неприятно.

Утром и вечером старики из секты Омитакэ[61] звонкими голосами распевали молитвы, а потом выходили на поле и по команде делали зарядку. Теперь же они слепили большого снеговика. А рядом табличку поставили.

«Работа секты Омитакэ».

Снежные лепешки на крытых мискантом кровлях напоминали оленью шкуру. С каждым днем пар, который поднимался с крыш, становился все тоньше.

Вечером была ясная луна, Коити вышел на прогулку. На наклонном поле, рельеф которого как нельзя лучше подходил для катания на лыжах, в лунном свете скользили и прыгали два лыжника.

Он рассказал Нобуко, что здесь днем дети друг за дружкой скатываются вниз, как с горки, на самодельных салазках, используя палки вместо руля. Холм, прорезанный туннелем, являлся продолжением этого поля. Он мрачновато поблескивал, словно посыпанный тальком.

Наступая на хрустящий снежный наст, он шел в лунном свете, погруженный в приятные мысли. Вечером Коити пересказывал жене один рассказ, написанный русским писателем.[62]

— Прокатимся! — сказал молодой человек девушке, предлагая санки.

Они долго тащили санки на гору, покрывшись испариной от старания. С горы они покатились вниз. — Санки набирали скорость. Шарфы трепыхались, ветер свистел в ушах.

Вместе со свистом ветра до ушей девушки донесся шепот:

— Я вас люблю.

Однако санки стали останавливаться, свист ветра утих, и к моменту, когда санки остановились под горой, ее охватили сомнения, а не послышалось ли ей.

— Ну, как?

По радостному лицу молодого человека девушка не могла ничего понять.

— Еще раз.

Ей хотелось убедиться в том, что это было на самом деле, и они вновь стали забираться на гору. — Затрепыхались шарфы. В ушах засвистел ветер. Сердце заколотилось.

— Я вас люблю.

Она вздохнула.

— Еще раз! Еще раз, — сказала девушка грустно. Вот теперь. Вот теперь.

Но сколько бы они ни спускались, всякий раз было одно и то же. Она чуть не плакала, когда уходила домой. Они расстались навсегда. — Потом поселились в разных городах, у каждого появилась своя семья. — Они постарели, но так и не забыли катания на санках в тот день.

Эту историю Коити услышал от одного приятеля, который занимался литературой.

— Какая хорошая история.

— Может, конечно, и не точно пересказал.

Случилась беда. Нобуко упала на том самом холме, прорезанном туннелем. Она побоялась сказать мужу. Однако в день визита к акушерке дрожала от страха. Осмотр не обнаружил никаких отклонений. И только тогда Нобуко рассказала мужу всю правду. Еще ни разу прежде Коити не сердился так на жену.

— Можешь меня как угодно ругать, мне все равно, — сказала Нобуко и расплакалась.

Однако успокаиваться было рано. Вскоре Нобуко слегла. Вызвали ее маму. Врач поставил диагноз — нарушение работы почек — и с этим ушел.