Лиловый (I) - [4]

Он в последний раз окинул взглядом темнеющую пустыню, поглотившую дядю, улыбнулся и пошел назад. Дядя нелюдим и терпеть не может больших сборищ веселых людей, это, возможно, только подчеркивает его собственное одиночество, -- Острон теперь догадывался уже, почему дядя никогда не женился, после истории своих родителей, -- но племянник вовсе не таков. Острону нравились люди. Не все из них, конечно, были приветливы с ним, да и не все обладали добрым нравом, но кто совершенен? Острон любил и этот праздник, ежегодно справлявшийся в честь бога огня Мубаррада, покровителя племени. На празднике можно было забыть о различиях между людьми, о том, кто богат, а кто беден, у кого одна лишь юрта, а у кого огромный шатер, чьи предки обладали Даром, а чьи -- нет...

-- Мы ведем свой род от знаменитого Одаренного, -- сказал ему однажды дядя Мансур, когда они коротали очередную холодную ночь у походного костра, -- ты и сам наверняка не раз слышал его имя. Эль Масуди его звали.

-- Конечно, слышал, -- рассмеялся тогда Острон. -- Бабушка Зульфия очень любит рассказывать, как он один сражался с тысячей одержимых. Но неужели это правда?

-- Что? -- темные глаза дяди остро блеснули в сумерках. -- Насчет того, с кем и как он сражался, никто теперь уж не знает. Но у нас были доказательства нашего происхождения. Огромный свиток, не меньше касабы в длину, и в нем были записаны имена. Имена наших предков, мальчик. Этот свиток был дороже золота. Дед берег его, как зеницу ока, очень редко вынимал из шкатулки. Говорил нам, пергамент древний, легко может рассыпаться в прах, если его не беречь. Но эта... кхм-м, твоя мать в очередной ссоре с отцом выхватила свиток и порвала его. Доказательств теперь нет никаких, но знай, это правда, я видел свиток своими глазами: мы потомки Эль Масуди.

Тогда Острон не придал рассказу дяди особого значения; да, он мог теперь гордиться своими предками, но толку от этого было мало, все равно никто сейчас уже не поверит в это, да и зачем?..

Они плясали у костров, хохоча, и цветастые юбки разлетались во все стороны. Он поискал глазами: да, непросто найти одну девушку среди десятка мельтешащих платьев и развевающихся волос. Ее не было.

Он поймал одного из бегающих вокруг мальчишек за руку, и тот поднял голову.

-- Хафар, не знаешь, где твоя сестра?

-- Я видел ее под пальмой вон там, -- откликнулся мальчик и показал пальцем. Острон рассмеялся и взъерошил кудрявые волосы ребенка.

-- Спасибо.

Песок мягко поддавался под ногами, шелестя при каждом шаге. Темнота сгущалась над лагерем, окутывала его в лиловый, наполненная блеском костров и гомоном человеческой жизни. Острон потянул носом. Свежеет. Скоро станет совсем холодно, как и всегда по ночам, и наутро женщины пойдут собирать воду с отсыревших камней. Хотя сейчас племя стоит лагерем в оазисе, кочевники мудро придерживаются такого мнения, что вода никогда не бывает лишней.

Он заметил силуэт сидящего человека в тени, отброшенной пальмой, и ускорил шаг.

-- Сафир, -- негромко позвал он. -- Сафир.

Девушка повернула голову, но не поднялась со своего места. Острон подошел к ней, опустился рядом и вдруг обнаружил, что ее щеки блестят.

-- С-сафир, -- растерянно окликнул он, протягивая руку, -- ты... плачешь? Что случилось?

Подушечки пальцев осторожно коснулись ее кожи. Мокрая. Девушка повернула голову, уходя от его прикосновения, еле слышно вздохнула.

-- Это... самый ужасный праздник огня в моей жизни, Острон, -- наконец прошептала она. -- Нет, не спрашивай. Я...

Он молча пододвинулся к ней, взял за плечи и привлек к себе. Сафир дрожала. На какие-то мгновения Острон забылся, запуская пальцы в ее нежные волосы, пахнущие пустыней, так, как он делал это много раз, еще с детства, когда они оба были маленькими и часто играли вдвоем. Он любил ее волосы, они напоминали ему ночное полотно неба, и если был какой-то запах, который был бы связан с домом, это был запах ее волос.

Хотя, конечно, какой у кочевников дом...

-- Боги, почему только твоя мать разорвала тот свиток, -- выдохнула девушка, зарываясь носом в ткань бишта на его плече. -- Почему только твой отец так нелепо погиб в пустыне...

-- О чем ты, Сафир?..

-- Ведь если бы у тебя было доказательство того, что ты потомок Эль Масуди, -- продолжала шептать она, и ее руки тряслись, -- или если бы хотя б наследство твоего деда досталось тебе... мой отец бы согласился на брак. Но сегодня меня сосватал человек из другого племени, Острон. И мой отец дал согласие, потому что у этого человека табун коней и много верблюдов. Половину этого табуна он обещал моему отцу...

-- Сафир!..

Острон поднял голову, глядя перед собой, но не видя ни песков, ни шершавых стволов пальм. Этим утром в племя прибыли люди из другой ветви Нари, просили разрешения остаться на праздник, и какой нелепой теперь казалась ему собственная радость оттого, что на празднике будут присутствовать новые лица! Он сжал кулаки: и он еще рассматривал молодого парня, ведшего отряд, с любопытством, и гадал, нельзя ли будет с ним познакомиться, чтобы разузнать, как дела в соседнем племени!

В голове плясали дикие мысли. Схватить ее, бежать в пустыню -- нет, они погибнут, как погибли его отец и мать, как погиб его дед. Или их нагонит этот молодой богатый парень из другого племени, убьет его, Острона, и заберет Сафир назад... Или их нагонит отец Сафир и убьет их обоих -- за бесчестье, которое принесла ему дочь.