Лилия с шипами - [5]

Таня захлопнула дверь и молча посмотрела на меня. Я же ошарашено пялилась на свою исцарапанную, дрожащую руку.

— Тань, что это, а? Он ведь не взбесился, нет? — жалобно спросила я.

— Лиль, я вот думаю… — неуверенно начала она. — А ты тогда точно, это… Ну, как его?

— Ты о чём вообще?

— Ффух… — выдохнула, собираясь с мыслями Танька. — Ну, когда тот придурок к тебе пристал, ты вот, прямо так и подумала, чтобы он сдох?

— Чего? А это тут причём? Ты же мне не верила? Сама ж сказала, иди, с тебя все плохие мысли смоет. Ну, и наверно права была, я уже теперь сомневаюсь — может, я просто накрутила себе всё это? — Я в изнеможении опустилась на обувную тумбочку.

— Ты знаешь… Вот теперь и я сомневаюсь, — присела рядом Таня, — сдаётся мне, твой кот почуял что-то такое в тебе. Раньше ж он на тебя никогда не кидался! Бегал следом как привязанный. А если б взбесился, он бы и на меня кинулся. А я его гладила, и ничего, но как только ты вошла, так он сразу и… Так всё-таки скажи: ты прямо так и пожелала ему смерти? Ты ничего конкретного не пожелала?

— Ну что пристала, не помню я! Как будто мне в тот момент до размышлений было! А-а нет, вспомнила, мелькнуло — чтоб ты кровью харкал, гад! Вот что подумала. Довольна? И что?

— Это самое… Он, знаешь, мордой в крови лежал, — тихо произнесла Танька. — Там кто-то дверь кирпичом подпёр, и всё хорошо было видно. Только сумка твоя в тени лежала, вот её никто и не увидел. А я её сразу узнала, она ж у тебя у одной такая, с лошадиной мордой из бисера…

Мне показалось, что я куда-то проваливаюсь, и в отчаянии закрыла лицо руками: — Ну вот, я ж говорила. Я убийца!

Танька хотела что-то сказать, но не успела: тумбочка, не предназначенная для сидения, начала под нами угрожающе потрескивать. Мы быстро вскочили.

— Тань, пожалуйста, поживи пока у меня, а? Как-то страшно теперь страшно оставаться, — неожиданно для самой себя попросила я.

— Ладно, тогда я сейчас по-быстрому за шмотками сгоняю, — легко согласилась подруга. — Черт, телефон свой куда-то заныкала… Ты не видела, куда я его сунула?

— Да на кухне, наверно, — отозвалась я, потихоньку успокаиваясь, — сейчас принесу.

— Куда собралась, там псих твой рыжий сидит, порвет тебя как Тузик грелку. Сама схожу. Ты лучше царапины обработай, не забудь, а то воспалятся, мало не покажется.

— Действительно, мне ж теперь на кухню и не сунуться… Ладно, беги, потом разберемся с ним.

— Ага! — отозвалась она, принесла телефон, быстро обулась и, схватив куртку, убежала. Я осталась одна. Почти. Челленджер заунывно орал с кухни. Подойдя к двери, я слегка ее приоткрыла:

— Челли, кис-кис!

И едва успела отпрянуть — в щели возникла рыжая лапа с растопыренными когтями и чиркнула по косяку.

— Ну и сиди там, пока мозги не прочистятся, — разозлилась я и отправилась в ванную — промывать царапины.

* * *

Танька появилась через полчаса — я как раз еще раз безуспешно пыталась наладить контакт с котом. Снова сиреной взвыл звонок, на этот раз палец с кнопки не убирали.

— Кто там? — почему-то придушенно спросила я.

— Открывай, свои! — весело хмыкнули в ответ.

— Ты чего это веселишься? — с подозрением спросила я, впуская подругу. — Есть повод для радости?

— Дай раздеться то хоть, сейчас всё скажу! — отмахнулась Танька, не очень старательно пряча ехидную улыбку. Она не торопясь, снимала сапоги и нарочито медленно вешала пальто, явно специально стараясь раззадорить меня, пока я раздраженно постукивала ногой от нетерпения.

Наконец, мы уселись на диване в гостиной.

— Ну, давай, говори уже, что надумала, — поторопила я.

— В общем, так, — начала Татьяна, — я тут поразмыслила, как следует обо всём, и мне кажется, что и впрямь, у тебя есть способность наказывать своих врагов.

— Тоже мне, удивила, — фыркнула я, — можешь прибавить к этому предупреждение об опасности, и что?

— Какое предупреждение? От кого? Ты мне ничего об этом не говорила! Выкладывай!

— Ох, ну вот, как сегодня, например. Я когда в подъезд войти хотела, не смогла сразу к нему подойти, меня что-то туда не пускало. В общем, небольшой приступ удушья случился, у меня уже бывало такое, только в этот раз как-то особенно сильно проявилось. Надо было послушаться его, ещё ни разу не подводил, этот внутренний голос, но давно со мной этого не было, и я внимания не обратила.

— Круто! И чего ты, дура, переживаешь, сидишь? Ты радоваться должна — другие о таких способностях только мечтают! Ты понимаешь, что теперь неуязвима? С тобой ничего никто сделать не сможет. И даже если ты этого своего внутреннего голоса не послушаешься, то всегда можешь разделаться с врагом. Кстати, а этот твой дар, он только на такие фатальные исходы рассчитан, или можешь в живых оставить, покалечив лишь слегка?

— Наверно, могу, — я неуверенно посмотрела на свои руки, словно ища у них ответ. — Маленькая была, так частенько всякие странности с детьми происходили, которые надо мной издеваться пытались. Помнишь Широкова Юрчика?

— Широков, Широков… Это не тот, которого засранцем все звали?

— Ну да, он. А почему его так звали, не знаешь?

— Э-э-э… Он кажись, в штаны кучу навалил на утреннике?

— Ага. Это после того, как он мою аппликацию испортил, гад, а я её весь день клеила. До сих пор жалко, как вспомню…