Лили Марлен. Пьесы для чтения - [92]

Шрифт
Интервал

Иешуа (нетерпеливо): Хорошо, хорошо, хорошо… Я запомню твои слова, женщина… А теперь послушай, что скажу тебе я… Сейчас ты увидишь, что я тоже кое-что смыслю в будущем. Потому что мне ведь тоже показалось, что мы с тобой уже когда-то встречались. Словно все это было заранее записано в какой-то небесной книге, где правду не отличишь от выдумки, но зато где все написанное когда-нибудь обязательно сбывается. (Делая вид, что всматривается вдаль). А теперь посмотри и скажи мне, что же ждет нас там, впереди?.. Видишь что-нибудь?.. Может я ошибаюсь, но мне почему-то кажется, что когда-нибудь я снова буду проходить по этой дороге и снова остановлюсь возле этого колодца и притом, как раз тогда, когда ты придешь за водой и мы, конечно, не узнаем друг друга, потому что пройдет уже много-много лет, но потом ты скажешь, а что это за знакомое лицо, мне кажется, я уже где-то видела его, а я скажу, что меня зовут Иешуа и что твое лицо мне тоже знакомо… И тогда ты спросишь, а не тот ли это Иешуа, которого ты встретила здесь много лет назад и который облил тебя водой из твоего же собственного кувшина, а я скажу, что, конечно, это я, а ты скажешь, что я совсем не изменился, вот только слегка постарел и поседел, так что если бы даже мы встретились на каком-нибудь базаре, то ты бы меня тотчас бы узнала…


Авива негромко смеется.


А потом… Потом мы сядем на тот самый камень, на котором мы сидели сегодня и станем рассказывать друг другу, о том, как мы прожили это время, что видели, что узнали и чему научились. (Смолкнув, смотрит на Авиву).


Короткая пауза.


(Негромко). А теперь, прощай.

Авива (тихо): Прощай.

Иешуа: Прощай.

Авива (сделав несколько шагов вслед Иешуа, а затем остановившись, едва слышно): Прощай.

Иешуа (прежде, чем исчезнуть, обернувшись): Прощай… (Исчезает).


Пауза. Какое-то время Авива стоит, молча глядя в ту сторону, куда ушел Иешуа.


Авива (вполголоса). Какой-то сумасшедший… Просто какой-то сумасшедший и ничего больше. (Продолжая смотреть туда, где скрылся Иешуа, тихо). Надо было уговорить его остаться… Дура, дура, дура… Надо было уговорить его. (Приподнимается на цыпочки, чтобы лучше видеть). Проклятое солнце, ничего не видно…


Пауза.


(Пытаясь увидеть Иешуа). Вот он… Сумасшедший. (Смеется) Нет, просто сумасшедший и ничего больше… (Чтобы лучше видеть, быстро забирается на край колодца, глядя вдаль) Слабоумный… Простофиля… Болтун… (Всхлипывает). Ушел… Ушел… (Кричит). Иешуа … (Нелепо машет рукой, как будто ушедший может увидеть ее). Не ходи… (Стоит какое-то время, глядя вдаль, затем, всхлипывая, спускается на землю). Дура… Дура… Дура… Проклятое солнце… (Вытирая слезы). Что же это за день сегодня?.. (Взяв кувшин, начинает набирать воду).


Занавес


Еще от автора Константин Маркович Поповский
Фрагменты и мелодии. Прогулки с истиной и без

Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.


Моше и его тень. Пьесы для чтения

"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.


Мозес

Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.


Монастырек и его окрестности… Пушкиногорский патерик

Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.


Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба

Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.


Дом Иова. Пьесы для чтения

"По согласному мнению и новых и древних теологов Бога нельзя принудить. Например, Его нельзя принудить услышать наши жалобы и мольбы, тем более, ответить на них…Но разве сущность населяющих Аид, Шеол или Кум теней не суть только плач, только жалоба, только похожая на порыв осеннего ветра мольба? Чем же еще заняты они, эти тени, как ни тем, чтобы принудить Бога услышать их и им ответить? Конечно, они не хуже нас знают, что Бога принудить нельзя. Но не вся ли Вечность у них в запасе?"Константин Поповский "Фрагменты и мелодии".


Рекомендуем почитать
Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире

Эта книга – современный пересказ известной ливанской писательницей Ханан аль-Шейх одного из шедевров мировой литературы – сказок «Тысячи и одной ночи». Начинается все с того, что царю Шахрияру изменила жена. В припадке ярости он казнит ее и, разочаровавшись в женщинах, дает обет жениться каждый день на девственнице, а наутро отправлять ее на плаху. Его женой вызвалась стать дочь визиря Шахразада. Искусная рассказчица, она сумела заворожить царя своими историями, каждая из которых на рассвете оказывалась еще не законченной, так что Шахрияру приходилось все время откладывать ее казнь, чтобы узнать, что же случилось дальше.


Корабль и другие истории

В состав книги Натальи Галкиной «Корабль и другие истории» входят поэмы и эссе, — самые крупные поэтические формы и самые малые прозаические, которые Борис Никольский называл «повествованиями в историях». В поэме «Корабль» создан многоплановый литературный образ Петербурга, города, в котором слиты воедино мечта и действительность, парадные площади и тупики, дворцы и старые дворовые флигели; и «Корабль», и завершающая книгу поэма «Оккервиль» — несомненно «петербургские тексты». В собраниях «историй» «Клипы», «Подробности», «Ошибки рыб», «Музей города Мышкина», «Из записных книжек» соседствуют анекдоты, реалистические зарисовки, звучат ноты абсурда и фантасмагории.


Редкие девушки Крыма

Герои этой книги – старшеклассники одной из крымских школ на рубеже 80—90-х годов прошлого века. Они живут в закрытом военном городке, ещё сохраняющем остатки былой стабильности на краю охваченной переменами страны. Но шторм истории гремит всё ближе, брызги летят. Настанет день – и ребята уйдут в самостоятельный поход, их планы и мечты разобьются о жизнь, но память о них будет бесконечно долго вести за собой и придавать силы.На обложке – Татьяна Ильвес.Автор стихов – Виктория Лазарева.


Страна возможностей

«Страна возможностей» — это сборник историй о поисках работы и самого себя в мире взрослых людей. Рома Бордунов пишет о неловких собеседованиях, бессмысленных стажировках, работе грузчиком, официантом, Дедом Морозом, риелтором, и, наконец, о деньгах и счастье. Книга про взросление, голодное студенчество, работу в большом городе и про каждого, кто хотя бы раз задумывался, зачем все это нужно.


Змеиный король

Лучшие друзья Дилл, Лидия и Трэвис родились и выросли в американской глубинке. Сейчас, в выпускном классе, ребята стоят перед выбором: поступить в университет и уехать из провинции или найти работу и остаться дома? Для Лидии ответ очевиден. Яркая и целеустремленная, она ведет популярный фэшн-блог и мечтает поскорее окончить школу, чтобы вырваться из унылого городка. Для Дилла и Трэвиса все далеко не так просто. Слишком многое держит их в Форрествилле и слишком мало возможностей они видят впереди. Но так ли это на самом деле? И как не пожалеть о своем выборе?


Ошибка богов. Предостережение экспериментам с человеческим геномом

Эта книга – научно-популярное издание на самые интересные и глобальные темы – о возрасте и происхождении человеческой цивилизации. В ней сообщается о самом загадочном и непостижимом – о древнем посещении Земли инопланетянами и об удивительных генетических экспериментах, которые они здесь проводили. На основании многочисленных источников автор достаточно подробно описывает существенные отличия Небожителей от обычных земных людей и приводит возможные причины уничтожения людей Всемирным потопом.