Лили и море - [76]
— Ты с ним спишь?
— Никогда! Я хочу уехать, чтобы только рыбачить.
— Поезжай со мной на Гавайские острова, поедем в Гонолулу.
— Нет еще. Я не хочу оставлять Аляску.
— Выходи за меня замуж.
— Пойдем прогуляемся в доки.
Я впервые отпустила очень длинные волосы. Я горда тем, что иду рядом с великим мореплавателем, с распущенными волосами, с такой женской гривой на ветру. Он также гордится.
— Скажи мне что-нибудь, — говорю я ему. — Иначе я чувствую себя одинокой.
Мне приятен его низкий голос. Он медленно произносит:
— Я хочу, чтобы ты всегда была со мной.
Это прекрасно, хорошо. Мы совсем одни на пляже. Моросит очень мелкий дождь. Все, все серого цвета. Птицы с их криками растворились в тумане. Мы мерзнем. Стараемся все же заниматься любовью на мокром песке, между двумя черными скалами. Я говорю:
— Скажи мне что-нибудь. Иначе я чувствую себя слишком одинокой.
Джуд на мне, двигается тихо, капли дождя падают нам на глаза, скалы ранят мне бока, наша одежда мешает нам.
— Я тоже чувствую себя одиноким, — говорит он и негромко смеется. — Попробуем…
Надо быстрее возвращаться, так как море снова поднялось. Его рассказ таким образом оборвался. Садимся на ствол дерева, который отгораживает пляж и дорогу. Он вытаскивает бутылку водки из своей сумки, мне дает мороженое. Он кладет мороженое в стакан. Потом протягивает мне свой плеер, чтобы я слушала музыку. Том Вэйтс — «Мы плывем сегодня до Сингапура». Иногда он наклоняет голову ко мне, чтобы тоже послушать.
Около нас проходит парень. Он небрежно бросает нам что-то типа «Добрый день».
— Что он здесь делает? — тихо спрашивает великий мореплаватель. — Это же наш пляж.
— Да. Возможно, его надо убить за это.
— Поезжай со мной на Гавайские острова.
— Нет, еще не время, я хочу отправиться ловить крабов.
— Позаботься о себе.
— Да, — говорю я.
— Ты не поедешь на мыс Барроу?
— Нет пока.
— И если у тебя не будет больше корабля, если Горди заберет обратно «Веселую Джун», ты можешь пойти в шельтер. Ты там будешь в полной безопасности.
— Я всегда найду старую машину, чтобы провести в ней ночь. Там много грузовиков, брошенных на берегу, около Армии Спасения.
— Ты сумасшедшая. Я не должен уезжать. Я должен бы остаться с тобой и сделать тебе малыша.
Я смеюсь низким голосом.
— Зачем ты хочешь сделать мне малыша?
— Чтобы сохранить тебя вдалеке от этих гнилых машин.
Мы ожидаем паром. Уже давно наступила ночь, мы стоим рядом с большим пляжем, на который опустился туман. Наше укрытие — старая машина, обломок кораблекрушения. Его широкие руки вокруг моей фигуры. Я рассматриваю его в белом свете фонаря. Вижу одутловатые черты его лица, его медную и шероховатую кожу, влажные, цвета драгоценных камней, глаза. Я думаю о том, как он красив. Я даже уверена, что он самый красивый, самый высокий, жгучий и темпераментный. Он хотел бы, чтобы я его любила еще раз. Никогда он не насыщался ни любовью, ни сексом, ни спиртом.
— Нет, — шепчу я, — нет, нас могут увидеть в этой старой колымаге рядом с шельтером.
Он настаивает. Тогда я его люблю ртом. В конце я плачу. Ему это идет на пользу. Он видит слезы на моих глазах.
— Ты хочешь меня? — говорит он мне, сжимая в объятиях.
— Нет. Почему я тебя должна хотеть?
Он взял мое лицо своими руками. Желтые глаза внимательно смотрят на меня.
— Я сожалею, — добавляю я.
— Когда ты пойдешь в шельтер, — говорит он, — попроси о встрече с Джудом. Это — мой отец. Именно он этим занимается. Его зовут Джуд. Ты будешь держать его в курсе того, что ты делаешь, а он — передавать мне новости о тебе. И он тебе расскажет о моих, если мои письма не будут приходить.
— Джуд, его зовут так же, как и тебя?
— Да. Его имя тоже Джуд. Я буду некоторое время с моим братом на Гавайских островах, На земле. Как раз будет время, чтобы найти работу. Я буду тебя ждать.
— Твой брат, он там живет постоянно?
— Временами. У Джуда есть домик на большом острове. Он работает в здании. Сейчас у него стройка в Кауаи — это там, куда я еду.
— Твой брат? Он тоже Джуд?
— Хм, увы, тоже.
— У вас в семье всех зовут Джуд?
Он смеется своим низким голосом, с легким рычанием, сжимает меня в объятиях, выпивает полный стакан виски.
— Полностью мое имя — Джуд Мишель. Но я предпочитаю, чтобы меня называли Джуд. И мы сделаем еще одного маленького Джуда вместе с тобой.
Дождь возобновился. Вода течет по ветровому стеклу. Сумасшедшие ручьи нас наконец скрывают от редких прохожих.
Джуд зажигает сигарету.
— Это было давно, — говорит он. — Мой дедушка был лесорубом в Южной Каролине. Дела шли плохо, на него упало дерево. Он, без сомнения, мог умереть. Моя бабушка, которая еще была молодой, пошла просить помощи у святого Джуда. Она поклялась ему, что, если ее муж выживет, все потомки будут носить его имя. Она каждый день ставила за это свечи. Он выпутался и выжил.
— А женщины? Они тоже носят имя Джудит?
Он берет полный стакан, обнимает меня, его мозолистые ладони стискивают мои виски.
— Женщины у нас не рождались
Паром гремит в ночи. Уже давно он так гремит. Надо идти туда. Он хватает свой мешок моряка, нахлобучивает его на плечи. Дождь падает на наши лбы, свежий и легкий. Ветер развевает темные пряди волос. Его лицо залито дождем. Я думаю о картине, которую я видела ребенком, дети Каина, убегающие в бурю.
Юля стремится вырваться на работу, ведь за девять месяцев ухода за младенцем она, как ей кажется, успела превратиться в колясочного кентавра о двух ногах и четырех колесах. Только как объявить о своем решении, если близкие считают, что важнее всего материнский долг? Отец семейства, Степан, вынужден работать риелтором, хотя его страсть — программирование. Но есть ли у него хоть малейший шанс выполнить работу к назначенному сроку, притом что жена все-таки взбунтовалась? Ведь растить ребенка не так просто, как ему казалось! А уж когда из Москвы возвращается Степин отец — успешный бизнесмен и по совместительству миллионер, — забот у молодого мужа лишь прибавляется…
Эта книга – о нас и наших душах, скрытых под различными масками. Маска – связующий элемент прозы Ефима Бершина. Та, что прикрывает весь видимый и невидимый мир и меняется сама. Вот и мелькают на страницах книги то Пушкин, то Юрий Левитанский, то царь Соломон. Все они современники – потому что времени, по Бершину, нет. Есть его маска, создавшая ненужные перегородки.
Прозаик Эдуард Поляков очень любит своих героев – простых русских людей, соль земли, тех самых, на которых земля и держится. И пишет о них так, что у читателей душа переворачивается. Кандидат филологических наук, выбравший темой диссертации творчество Валентина Распутина, Эдуард Поляков смело может считаться его достойным продолжателем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Другая, лучшая реальность всегда где-то рядом с нашей. Можно считать её сном, можно – явью. Там, где Муза может стать литературным агентом, где можно отыскать и по-другому пережить переломный момент жизни. Но главное – вовремя осознать, что подлинная, родная реальность – всегда по эту сторону экрана или книги.
В своём произведении автор исследует экономические, политические, религиозные и философские предпосылки, предшествующие Чернобыльской катастрофе и описывает самые суровые дни ликвидации её последствий. Автор утверждает, что именно взрыв на Чернобыльской АЭС потряс до основания некогда могучую империю и тем привёл к её разрушению. В романе описывается психология простых людей, которые ценою своих жизней отстояли жизнь на нашей планете. В своих исследованиях автору удалось заглянуть за границы жизни и разума, и он с присущим ему чувством юмора пишет о действительно ужаснейших вещах.