Лили - [35]

Он весь напрягся.

– Это не твое дело.

Лили не двинулась с места. Держа бритву в одной руке и таз с мыльной водой в другой, она встретила его яростный взгляд с полным самообладанием.

Дэвон возмущенно потряс головой. Ему нужна была рубашка, – значит, придется рассказать ей о Клее.

Эта женщина напоминала гончую, преследующую лисицу.

– Клей в полном порядке. Ни царапины. Мне повезло меньше.

Ей хотелось спросить, правда ли, что его брат правит своим собственным кораблем и является предводителем шайки контрабандистов, но она чувствовала, что минута откровенности миновала, поэтому она сменила тему:

– Где вы держите свои рубашки?

Лили надела на него чистую рубашку и галстук, а также бархатную домашнюю куртку, упорно игнорируя само существование штанов из оленьей шкуры. Однако уловка не сработала.

– Лили, – терпеливо проговорил Дэвон, сидя на краю постели (чтобы сохранить сидячее положение, ему приходилось держаться за столбик), – твоя девичья скромность, конечно, очаровательна, но в нынешних обстоятельствах немного неуместна. Я больше не могу оставаться в этих охотничьих штанах. Помимо всего прочего, они просто не идут к бархатной куртке. Даже Трэйер понимает такие вещи, хотя ему и не приходилось вращаться в светском обществе. – Он склонил голову к столбу и прижался к нему виском, утомленный разговором. – Найди мне какие-нибудь панталоны, – закончил он с закрытыми глазами. – Мы найдем способ их натянуть, не оскорбляя твои чувства.

В конце концов все устроилось, так как его длинная белая батистовая рубашка скрыла от девушки наиболее смущавшие ее части мужского тела. Его шутливый тон дал ей понять, что она ведет себя как дурочка, и Лили стало легче, когда она открыто призналась, что стесняется Дэвона.

– А теперь, я думаю, вам следует прилечь, – сказала она, нагибаясь, чтобы надеть на него чулки и башмаки. – Если ваши “посетители” действительно явятся, у вас будет достаточно времени, чтобы сесть прежде, чем они войдут.

– Я приму их внизу.

– Но это же безумие! – Увидев его выражение, она наклонила голову. – Я хотела сказать, милорд, что вы…

– " Я тебе уже говорил: перестань величать меня милордом.

– Да, сэр. Я только хотела сказать, что мне это кажется неразумным.

– А почему ты считаешь, будто твое мнение меня интересует хоть в малейшей степени?

Лили закончила шнуровать ботинки и плавно поднялась на ноги.

– Я вовсе так не считаю. Извините. Сама не могу понять, что это на меня нашло.

Она стояла, опустив глаза, но губы у нее сжались от возмущения. Дэвон увидел, как ее пальцы сжались в кулаки раз, другой, третий, пока она наконец не овладела собой настолько, чтобы поднять голову и посмотреть на него. Он подивился ее самообладанию: лицо девушки было спокойным, зеленые глаза смотрели холодно и строго. Но он почувствовал, как под этой напускной холодностью бурлит гнев.

Сделанный ею реверанс был безупречно грациозен и на сей раз лишен иронии. Если она ему больше не нужна, проговорила Лили, она просит разрешения уйти.

Но она выдала себя, когда повернулась и направилась к дверям, так и не дождавшись разрешения.

– Лили.

– Милорд?

Завязался немой поединок взглядов. Лили уступила первая.

– Сэр? – кротко переспросила она. Прошла еще минута. Наконец Дэвон тоже пошел на попятный:

– Возможно, ты права, мне следует принять их здесь. Сидя за столом.

– Очень хорошо, сэр.

Ей хотелось сказать совсем другое. Например:

"А почему вы считаете, будто ваши действия меня интересует хоть в малейшей степени?” Это доставило бы ей несказанное удовлетворение, хотя и не было правдой.

– Вы сможете позавтракать самостоятельно? – спросила она бесстрастно.

– – Да, спасибо.

Теперь его голос звучал вежливо, почти по-доброму. Это было своего рода перемирие.

– Тогда я пойду. Миссис Хау меня, наверное, уже ищет. Я вернусь, если хотите. Как только смогу.

Он кивнул. Еще мгновение их взгляды оставались скрещенными, а потом она ушла.

Лили думала, что ее отсутствие было не таким уж долгим, однако, спустившись в столовую для прислуги, убедилась, что завтрак уже закончился и в помещении никого нет, кроме Доркас и еще одной судомойки, убиравших со стола. Личико Доркас, обычно неотличимое по цвету от ее холщового чепца, раскраснелось.

– Миссис Хау говорит, вы должны зайти к ней в комнату. – доложила она, едва завидев Лили.

– Когда, Доркас? Когда она велела мне зайти?

– Прямо сейчас, мисс. Ух, и злющая же она! – Тусклые глазки непривычно блеснули от возбуждения.

Лили оглядела длинный стол в надежде найти какие-нибудь остатки завтрака – обломок бисквита или недопитую чашку чая, – но он был пуст: даже полчища саранчи не могли бы обглодать его так чисто. На нее обрушилась волна усталости и тоски. А теперь ее ждет встреча с рассерженной и мстительной миссис Хау, которая, несомненно, возложит на нее какую-нибудь тяжелую работу за то, что она опоздала, а у нее даже нет под рукой никакого правдоподобного объяснения.

Комнаты экономки находились в коротком конце узкого, загнутого в форме буквы L коридора. Быть приглашенной туда для беседы само по себе считалось среди прислуги ужасным наказанием, которого всеми силами следовало избегать. С Лили этого пока не случалось, но среди слуг до сих пор были живы воспоминания о том, что произошло с Норой Пенглнан, шестнадцатилетней горничной, служившей в Даркстоуне за несколько месяцев до появления Лили. Подвальная версия совершенного ею злодеяния сводилась к тому, что она забыла переменить простыни в комнате младшего мистера Дарквелла в день стирки. Тот факт, что в роковой для нее день Нора по неизвестным причинам дважды лишилась чувств, очевидно, не был принят во внимание. Что именно произошло между девушкой и миссис Хау, так и осталось тайной; Нора вернулась после беседы вся дрожа и побелев, как мел, но ничего рассказывать не стала. Через несколько дней она сбежала из дома.