Лили - [30]

– Прошу вас, – принялась умолять Лили, – ради Бога, вы должны мне разрешить позвать врача.

Она сомневалась, слышит ли он ее. Но в конце концов он заставил себя заговорить – тихо, медленно, чтобы сберечь силы:

– Я думаю, на самом деле все не так страшно, как кажется. Видит Бог, я этого не хотел, но, похоже, ты – единственная, кто может мне помочь. Мне очень жаль.

Несколько мгновений Лили взирала на него в молчании, потом, изображая живость, сказала: “Ну что ж" и, поставив свечу на ночной столик, принялась возиться с застежками его оленьей куртки. Ее руки двигались со всей возможной бережностью, и все же, судя по его закатившимся глазам и судорожному, прерывистому дыханию, становилось ясно, что все ее действия причиняют ему боль. Она расстегнула у него на груди окровавленную рубашку и стала потихоньку снимать ее. Он не двинулся и не сказал ни слова, но выражение его лица заставило ее остановиться. Испугавшись, Лили спросила:

– В комнате есть ножницы?

– Ящик… стола.

Она нашла ножницы, присела рядом с ним и разрезала пропитанную кровью ткань от запястья до воротника. Рубашка упала на пол. Оба вздохнули с облегчением.

Лили протянула руку и откинула влажные волосы с его лба.

– Все хорошо? – прошептала она.

Он кивнул.

Его рана представляла собою не то ножевой, не то сабельный удар в мягкую часть плеча, чуть повыше ключицы. Рана была глубока, но – насколько она могла судить – не затрагивала ни кости, ни жизненно важных артерий. Если бы клинок прошел на пару дюймов правее, он рассек бы яремную вену.

Лили нашла кувшин с водой и таз и перенесла их поближе к кровати вместе с грудой полотенец. Его пальцы вновь судорожно сжались вокруг деревянного столбика, пока она смывала кровь и, как могла, очищала рану. От обморока ее удерживали лишь сила воли и сознание того, что, кроме нее, никто ему не поможет. Он стал бы презирать ее (сама Лили стала бы себя презирать), если бы она сейчас растянулась в обмороке у его ног только оттого, что его рана была страшной, а ей делалось дурно при виде крови. К тому же потом, придя в себя, ей все равно пришлось бы начать все сначала. Поэтому Лили, стиснув зубы, подавив растущий в душе панический страх и не обращая внимания на тошноту, самым тщательным образом промыла рану.

– Ее бы следовало зашить, – заметил Дэвон. Она продолжала работать, низко наклонив голову.

– Ты меня слышала?

Лили осторожно вытерла смоченным в воде чистым полотенцем пятна крови с его мускулистой груди и живота, а потом промокнула кожу досуха. В горле у нее стоял ком. Наконец она подняла глаза и попыталась произнести какие-то слова мольбы, но у нее ничего не вышло. Особенно стыдно ей стало, когда ее глаза наполнились слезами.

Дэвон прижался виском к столбику кровати.

– Ладно, – сказал он с усталым вздохом, – забудем об этом. А теперь перебинтуй потуже.

Лили молча повиновалась. Чистыми полосами разорванного по длине полотенца она забинтовала ему плечо и грудь, пропустив бинт под мышкой здоровой руки, чтобы получилась тугая повязка, потом помогла подняться и лечь на кровать, а когда он наконец улегся, стащила с него сапоги и чулки. Надо было бы снять с него и промокшие штаны. Лили это понимала, но смалодушничала и натянула одеяло ему на грудь.

– Я принесу вам чего-нибудь поесть.

Слышал ли он ее? Его глаза были закрыты, он не ответил. Она провела кончиками пальцев по его щеке и прошептала:

– Теперь все будет в порядке. Вы в безопасности. Я скоро вернусь.

По-прежнему никакого ответа. Лили, стараясь не шуметь, вышла из комнаты.

– Где ты была? – спросил Дэвон, когда она вернулась.

Голос звучал властно, глаза слишком ярко блестели.

– Я принесла вам немного супа. Он не горячий, я не хотела разжигать…

– Больше не уходи, не предупредив меня.

– Я не уйду, – ровным голосом обещала Лили, хоть внутри все у нее сжималось от страха.

Присев на край постели, она взяла с подноса глубокую тарелку с бульоном. Дэвон нахмурился, когда она поднесла к ею губам ложку.

– Не хочу.

– Вам нужно поесть.

– Мне нужен коньяк. Принеси его.

– Сначала съешьте суп.

Он бросил на нее грозный взгляд.

– Ну же, – вкрадчиво проговорила Лили, выдавив из себя улыбку. – Хоть немножко.

Она подняла брови и выжидательно поглядела на хозяина, держа ложку у его губ. Наконец он открыл рот и начал есть, но заснул, не доев и половины. Лили с облегчением заметила, что его лицо немного порозовело. А вдруг это лихорадка? Девушка подвинула стул поближе к кровати и села. Ветер утих, но ливень хлестал с прежней яростью. Прислушиваясь к барабанящим по оконному стеклу каплям, она подумала, что следовало бы принести одеяло и для себя. Вся ее одежда была насквозь мокрой, но этой ночью ей ни в коем случае нельзя было подхватить простуду. Через минуту, устало решила Лили. Я поднимусь через минуту. Она задремала под шум дождя. Дэвон дышал глубоко и ровно.

Проснувшись, Лили обнаружила, что он пристально смотрит на нее. Как долго они оба спали? У нее не было ни малейшего представления об этом.

– Ты выглядишь ужасно.

Она не обиделась: в конце концов, ей тоже случалось видеть его в лучшей форме, чем сейчас.

– Вы очень любезны. А как вы себя чувствуете? Лили встала и склонилась над ним. Взгляд у него прояснился, болезненная гримаса, кривившая губы, немного смягчилась Дэвон отмахнулся от ее вопроса.