Лила, Лила - [63]

Давид закрыл жалюзи. Глаза бы не глядели на эти вокзалы. Да и всем, что между вокзалами, он сыт по горло.

Только жалюзи на своде стеклянного потолка осталось открытым. Позднее, лежа в постели, он будет смотреть перед сном в звездное ноябрьское небо.

Но сперва спокойно выпьет пиво и, возможно, закажет еще. А потом в пижаме, специально купленной ради такого случая, ляжет в постель. Вот так бы Сомерсет Моэм путешествовал нынче из Лейпцига в Швейцарию.

Перспектива утром в воскресенье приехать домой, где в постели ждет Мари, помогла ему выдержать последние дни. Он здорово намучился. Причем не от стереотипных выступлений перед стереотипной публикой, не от своих стереотипных ответов на стереотипные же вопросы, не от стереотипных ресторанчиков после чтений и стереотипных гостиничных номеров.

Он, конечно, не был совсем уж невосприимчив к восхищению и симпатии, какими его встречали повсюду. Но страдал от разлуки. Разлуки с Мари. И разлуки с самим собой.

В этих поездках он с каждым днем все отчетливее сознавал, что на вокзалах здесь встречают не его и взбудораженные читательницы просят автографы не у него.

Тот Давид Керн, что разъезжал с чтениями, не имел с ним ничего общего. Поначалу он еще ощущал некоторое сходство с ним. Немножко робкий, немножко неуклюжий и очень влюбленный. Но появление Джекки все изменило. С Якобом Штоккером у Давида уж точно не было ничего общего.

Он надел пижаму, почистил зубы, нырнул под прохладное, легкое пуховое одеяло и потушил свет. Как только глаза привыкли к темноте, на небо высыпали звезды. Порой они гасли в пролетающих мимо огнях маленьких полустанков, потом медленно загорались вновь.

Они позавтракают в постели, а завтрак он купит в кондитерской у вокзала. В три ненадолго зайдет в гостиницу к Джекки, потом сразу вернется к Мари, а на вечер он забронировал столик в «Звездолете».

Туннель наполнил купе ночной чернотой. Когда в звездном свете вновь смутно проступили очертания предметов, Давид уже спал.

Через восемнадцать часов он вышел из такси возле гостиницы «Вальдгартен», мечтая лишь об одном – поскорее вернуться к Мари.

Был один из тех безумных ноябрьских дней, когда фён, путая сезоны, словно по волшебству раскидывал над обнаженными лесами и протравленными садами летнее небо.

Портье позвонил Джекки в номер.

– Господин Штоккер ждет вас у себя. Вы ведь знаете дорогу.

Лифтом Давид поднялся на пятый этаж и по длинному извилистому коридору направился к номеру четыреста пятнадцать. Джекки принял его в шелковом халате, накинутом поверх сорочки с галстуком и брюками.

– Хорошо, что ты вернулся. Как тебе погода?

Комната обставлена стильной мебелью шестидесятых годов. Большая, просторная, с мягким диваном и креслами, с великоватым для гостиничного номера письменным столом, на котором лежали какие-то регистраторы, прозрачные папки, дырокол и прочие конторские причиндалы. В нише – большая кровать под синим атласным покрывалом в стиле штор.

У открытой балконной двери стоял передвижной столик – два бокала, мисочка соленого печенья и ведерко со льдом, из которого высовывалось горлышко винной бутылки.

– Глоточек эгля? Подходит к погоде, по-моему. – На скулах у Джекки горели красные пятна, глазки блестели от выпитого вина. В углах рта белел след желудочных таблеток. Он подошел к столику, наполнил бокалы.

– У тебя не найдется минеральной воды?

– Я похож на человека, пьющего минералку?

– Да нет, конечно.

Джекки подошел к телефону, заказал минеральную воду. Потом, прикрыв трубку ладонью, сказал:

– Оказывается, она бывает с газом и без.

– С газом.

Джекки повторил это пожелание и положил трубку.

– Но бокал возьми, надо чокнуться. Есть отличный повод.

Давид нехотя взял бокал, они чокнулись.

– За твой следующий роман, – сказал Джекки и осушил бокал до дна.

Давид пить не стал.

– Нового романа нет.

Джекки хихикнул.

– Еще как есть. Причем очень хороший. Так считает Риглер из «Лютера и Розена».

У Давида возникло недоброе предчувствие.

– Ты продал ему второй роман?

– Он на коленях об этом умолял.

Давид поставил бокал и выпрямился перед Джекки во весь рост.

– В таком случае ты сейчас позвонишь ему и скажешь, что все это недоразумение, нового романа не будет.

– Не волнуйся. Он даже не требует просмотра первых страниц рукописи. Хотел только узнать, о чем пойдет речь.

– И о чем же?

В дверь постучали. Джекки впустил коридорного с минеральной водой, подписал счет, сунул руку в карман халата и дал коридорному десять франков на чай.

В бытность свою официантом Давид тоже бы оценил такие чаевые за бутылочку минеральной.

Джекки протянул ему стакан, но Давид словно и не заметил.

– О чем идет речь?

Джекки поставил воду рядом с ведерком, налил себе вина, сел на диван и жестом предложил Давиду кресло напротив.

Скрепя сердце Давид сел. И Джекки поведал ему историю о сыне-толстяке.

Когда он закончил, Давид спросил:

– И это будет подписано моим именем?

Во время поездки он решил сразу по возвращении заняться писательством. Сочинения в школе удавались ему хорошо, а в гимназии немецкий был его любимым предметом. Почему бы не попробовать? За несколько месяцев успеха он освоил все, что надо уметь писателю. Оставалось только одно – писать.