Ликвидация Прусского государства - [2]

Но тогда, когда Гогенцоллерны явились в Бранденбург, на Востоке уже существовало прусское государство, очень схожее с Бранденбургским по своему типу и характеру. То было государство тевтонских рыцарей, которое, потерпев разгром в походе крестоносцев на Сирию, пыталось было захватить австрийскую область Бургенланд, но, потерпев и тут неудачу, было переброшено в отдалённый северо-восточный угол Европы — на Балтийское побережье. Тевтонские рыцари окончательно обосновались здесь после того, как провели опустошительные и истребительные войны против литовского населения — пруссов. Цветущая страна, которую нашли тевтонские рыцари, к концу XIII века была превращена ими в пустыню, а её население было истреблено или обращено в рабство. Тогда Тевтонский орден начал привлекать новых поселенцев. Маркс, который внимательно изучал историю колонизации и насильственной германизации славянских земель, писал: «чужеземные завоеватели проникают в глубь страны, вырубают леса, осушают болота, уничтожают свободу и фетишизм коренного населения, основывают замки, города, монастыри, сеньерии и епископства немецкого образца. Там, где жителей не истребляют, их обращают в рабство»[1]. Так создавалось и расширялось прусское государство, государство, которое родилось из разбоя, существовало разбоем и, подобно Бранденбургской марке, усматривало в разбое и средства и цель своего существования.

В самом начале XVI века один из Гогенцоллернов, Альбрехт Бранденбургский, оказался избранным гроссмейстером Тевтонского ордена. Приняв учение Лютера и превратив Тевтонский орден в светское герцогство, он сделал обширные земли этого герцогства наследственным достоянием Гогенцоллернов. Тевтонские рыцари превратились в крупных помещиков, впоследствии породивших прусское юнкерство. В XVII веке, когда потомство Альбрехта по мужской линии прекратилось, курфюрст Бранденбургский прибрал прусское герцогство к своим рукам. В 1701 году он добился возведения своего прусского герцогства в королевство и получил титул короля Пруссии. Так, на базе Бранденбурга и тевтонской Пруссии, двух разбойничьих государств, возникших на костях славянских и литовских племён, появилось прусское государство в собственном смысле этого слова.

До конца XVIII века прусское государство оставалось разделённым на две части расположенными между ними польскими землями. Это было государство военно-колонизаторского типа, в котором господствующую роль играли феодалы-разбойники. Завоеватели составили в нём командующий класс, присвоивший все богатства и землю покорённых народов. В конце XVIII века государство захватило лежащие между его частями исконные польские земли: Гданск, Торунь (Торн) и Познань, а в начале XIX века добилось дальнейшего расширения путём присоединения значительной части Саксонии и обширных территорий на правом и левом берегах Рейна. Так Пруссия превратилась в одно из самых крупных государств Центральной Европы.

В этих условиях окончательно сложились те черты пруссачества, которые с самого начала представляли собой опасность для государств и народов, оказавшихся соседями Пруссии на Востоке и на Западе. Носителями этого агрессивного духа был класс юнкеров — крупных помещиков, — класс, тупость которого уступала только его алчности и жажде новых захватов. Он цепко держал в своих руках феодальные привилегии. От своих отцов, тевтонских рыцарей, он унаследовал представление о том, что только грубая сила является источником права и что, применяя эту силу, можно укреплять своё господство в стране и постоянно расширять свои владения. Он породил замкнутую касту военщины, грубой и чванливой, представление и нравы которой наложили свой отпечаток на всю политическую жизнь страны. Время шло, история выдвигала новые, прогрессивные задачи в области культуры и переустройства социальных отношений, а Пруссия сохраняла свои старые специфические черты и даже усугубляла их. Если бы юнкерство могло, оно постаралось бы навеки законсервировать прусское государство, превратив его в европейский Тибет. Оно всегда стремилось к тому, чтобы Пруссия оставалась государством реакционным и милитаристским, и только эти черты развивались в нём, достигнув в конце концов чудовищных размеров.

Ещё Мирабо, французский политический деятель XVIII века, заметил, что война является единственным национальным ремеслом Пруссии. Бернгорст, бытописатель войн прусского короля Фридриха III, считает, что Пруссия вообще не является государством в обычном смысле этого слова. Он называл её «армейской квартирой». Знаменитый итальянский поэт Альфиери, посетивший Пруссию в 1770 году, записал, что Берлин, столица Пруссии, представляется ему «омерзительной огромной казармой, а вся Пруссия с её тысячами наёмных солдат — одной колоссальной гауптвахтой». Это справедливо и для более раннего и для последующих периодов. Фридрих III, кумир немецкого империализма, был подлинным воплощением пруссаческого духа. Это он, следуя заветам своих отцов, создал армию наёмников, которая, по выражению прусского военного деятеля Шарнгорста, навербована была «из бродяг, пьяниц, воров, негодяев и вообще преступников со всей Германии», а также из насильственно навербованных крепостных крестьян, — aрмию настолько большую, что прокормить её можно было только за счёт постоянного грабежа чужих земель. Это он довёл до крайнего выражения военную систему по принципу: «Солдат должен бояться своего офицера больше, чем врага». Это он создал громоздкую полицейско-бюрократическую машину, которая, по выражению Лессинга, превратила Пруссию в самую рабскую страну Европы. Это он считал, что прусская раса дворян «настолько хороша, что должна быть охраняема и почитаема всеми возможными средствами». Это он старался никогда не упускать случая, чтобы урвать у соседей кусок земли, даже немецкой.