Ликвидация последствий отстрела негодяев - [10]

– Алёша, подъезжай к главному входу.

Барсов проводил его до двери, обнаружив, что уже начался рассвет.

* * *

Дома он появился только в половине девятого утра, уставший до чёртиков в глазах и глухого раздражения.

Жил Барсов в подмосковном Зябликове, на улице Мусы Джалиля. У него была небольшая двухкомнатная квартира площадью в тридцать пять квадратных метров и машина – красного цвета «Хёндэ Эксклюзив» последней модели, под капотом которой располагался двухрядный оппозитный двигатель на восемь цилиндров, выдающий четыреста двадцать лошадиных сил. Его он оставил во дворе, имея собственное парковочное место под номером 75.

Сбросив пропитанный потом камуфляж-комбез (заезжать в Центр спецназначения в Щёлково, чтобы переодеться, он не стал), Вениамин залез под душ и полчаса блаженствовал под струями воды, то горячей, то холодной, счастливый от пусть и временного, но избавления от забот и волнений. Переоделся, побрился, приготовил яичницу из шести яиц с помидорами, выпил две чашки зелёного чая и… заснул, разморенный, сидя за столом, уронив голову на тарелку с хлебом.

Проснулся от какого-то неясного шума: сторож организма никогда не отключался, пребывая в боевой форме, и будил хозяина, в каком бы расслабленном состоянии тот ни находился.

Барсов поднял голову, оценивая степень опасности шума, машинально отметил, что идёт уже одиннадцатый час утра.

Кто-то плакал в коридоре. Бубнили в два голоса – мужчина и женщина. Из любопытства Барсов выглянул в коридор через дверной глазок, увидел плачущую соседку, которую все звали Марией Ильиничной, хотя ей шёл всего двадцать седьмой год. Она работала учительницей в соседней школе. Барсов знал, что муж Марии Ильиничны утонул в реке несколько лет назад, и жила она одна, не имея детей. Относился к ней Барсов по-приятельски, «не подбивая клинья», уважая за спокойный и добрый характер.

Машу обнимала женщина постарше, полная блондинка с выдающейся грудью. Её Барсов раньше не встречал. В мужчине же узнал ещё одного соседа, Михаила Васильевича, прозванного Фрунзе за именное и портретное сходство с легендарным советским наркомом по военным и морским делам.

Открыл дверь, сказал с бодрой шутливостью:

– Что за шум, а драки нет?

Все трое повернулись к нему.

– Привет, Веня, – сказал Фрунзе, пригладив свои чёрные, с проседью, усы. – Тут такое дело…

– Что случилось?

– Этот бандит совсем ополоумел! – затараторила полногрудая женщина. – Окончательно совесть потерял! Уже руки распускает, никого за людей не считает!

– Погоди, Савельевна, – поморщился Михаил Васильевич. – По порядку надо. В общем, у неё в классе, – Фрунзе кивнул на Марию Ильиничну, – была в мае конфликтная ситуация: у одного из учеников, точнее, учениц, пропало двести рублей. Маша начала разбираться, чтобы выяснить, кто украл, и погасить пожар. Девица, на которую пало подозрение, тут же нажаловалась дяде – депутату нашего Заксобрания, и тот примчался в школу, выволок за волосы учительницу из класса, крича матом, что он депутат, слуга народа и никому не позволит оскорблять его племянницу.

– Сказал, что он – элита, и ему, – всхлипнула Мария Ильинична, – ничего не будет. А меня вышвырнут из школы!

– Элита! – презрительно сплюнул Михаил Васильевич. – Слуга народа, мля! Нынешняя элита – враг народа! Был бы я здоровый – дал бы ему промеж глаз!

– Кто он? – поинтересовался Барсов.

– Бывший футболист, – сказала Мария Ильинична, – фамилия Комаев. За «Спартак» играл.

Барсов заметил почти исчезнувший синяк на виске учительницы, стиснул зубы.

– Это он вас ударил?

– Бутылкой пива, – сморщилась Мария Ильинична. – Потом нож достал, махал перед лицом, обещал порезать, если я не уйду из школы.

– В полицию заявляли?

– Приехали два сержанта, поговорили с ним и с директором, и уехали, объявив, что это обычный школьный инцидент, пусть директор разбирается, а у этого Комаева депутатская неприкосновенность.

– Ясно, – кивнул Барсов. – Рука руку моет. Они все повязаны, депутаты такого пошиба и представители закона. Это система, с которой очень трудно бороться. Что собирались делать?

– Говорила с директором… – Мария Ильинична содрогнулась. – Но он почему-то считает, что я во всём виновата. А сегодня сказал, что я уволена.

Мария Ильинична снова залилась слезами.

– Погодите. – Барсов проследил за слезой, скатившейся по щеке женщины, и решение созрело окончательно. – Почему вопрос об увольнении встал сегодня, а не в мае?

– Не знаю… но мне кажется, что депутат был в школе…

– Отомстил, мля! – пробурчал Фрунзе.

– Не плачьте, я попробую разобраться, поговорю с директором, может, и в полицию загляну. Вечером пообщаемся спокойно, хорошо?

Учительница кивнула, и, хотя сомнение в её глазах не исчезло совсем, в них промелькнула искорка надежды.

– Как, говорите, его зовут? Обидчика вашего?

– Комаев… Денис Валерьевич… депутат нашего районного собрания…

– Найду, не волнуйтесь. – Барсов кивнул и вернулся в квартиру, размышляя, стоило ли вмешиваться в мелкие криминальные разборки и что делать, коль обещание уже дано. Решил посоветоваться, позвонил Николаю Алексееву, капитану «Рыси», своему заместителю, с которым был дружен, объяснил ему ситуацию, спросил: