Лики Срединного царства - [48]
Властей бесило, что анонимный автор остается мистификатором во всем. Так, действие своего романа он относит к началу XII века, то есть к эпохе династии Сун, а описывает жизнь и ее реалии времен империи Мин XVII века. Ланьлинский Насмешник как бы говорит: «Помилуйте, какая сатира на современное общество?! Речь идет о прошлом!» И за каждой главой слышен язвительный голос Ланьлинского Насмешника — то озорной, то осуждающий. Этот эзоповский язык дает автору возможность клеймить современных сановников, но писать в прошедшем времени: «Да, читатель, — у власти стояли лицемерные сановники. Двор кишел клеветниками и льстецами. Преступная клика торговала постами и творила расправу. Процветало лихоимство. Назначение на должность определялось весом полученного серебра. В зависимости от ранга устанавливалась и взятка. Преуспевали ловкачи и проныры, а способные и честные томились, годами ожидая назначения. Все это привело к падению нравов». Как же притянуть к ответу этого обличителя, если он пишет о делах давно минувших дней?!
Автор не скрывает своего язвительного отношения и к служителям культов. За деньги буддийские и даосские монахи и монахини готовы на любую подлость. Все эти «благочестивые» люди — либо похотливые бабники, либо пьяницы, либо явные стяжатели, либо жуликоватые хитрецы. Как бы шутя, Ланьлинский Насмешник создает едкую сатиру на общество Китая конца династии Мин, на падение нравов и разложение правящей верхушки. «Цзинь, Пин, Мэй» — зеркало целой эпохи, отражение начавшегося кризиса. В Поднебесной падают моральные устои. Зато растет могущество денег, процветает ростовщичество. На этой волне и поднимается Симэнь Цин — новый герой тогдашнего общества, непривычный персонаж литературы. Именно обесценение морали, особенно в быту, — любимый конек Ланьлинского Насмешника.
Растленный мир китайского и маньчжурского чиновничества не мог простить Ланьлинскому Насмешнику его обличительного настроя и едкой иронии. Сразу же по выходе книги в свет власти объявили ей войну. Роман оказался под строжайшим запретом, а его тиражи уничтожались. Однако книгу тайно печатали вновь и вновь. Но издатели, решив сделать роман более приемлемым для верхов, пошли на сильное сокращение текста. Приглушили демократическую струю. Сняли обличительные характеристики отрицательных персонажей — в том числе местных чиновников, придворных сановников и самого императора. Неизвестный редактор тем самым смягчил социально-обличительную направленность романа, сделав его по преимуществу любовно-бытовым. Зато, пытаясь обхитрить власти, заботливо сохранил обилие альковных сцен и пассажей, эротических иллюстраций. Однако и «кастрированный» вариант власти сочли чересчур «развращающим нравы» и «крамольным». Издание 1636 года приказано было уничтожить. Дабы уберечь «крамольные» оригиналы, то есть первые издания, от уничтожения, китайцы увозили их в Японию. Хранить роман в его первозданном виде было небезопасно. Так «опасный» роман еще в конце правления династии Мин попал в поле зрения «литературной инквизиции», или «письменных судилищ». Однако самые многочисленные запреты на роман посыпались со второй половины XVII века, то есть с установлением в Китае маньчжурской династии Цин, когда эту «крамольную» книгу распространяли с оглядкой, а читали с опаской. Отсюда и стойкое сокрытие автора под озорным псевдонимом.
Эта «энциклопедия нравов» сразу же встала в ряд повествовательной демократической прозы. Роман написан на разговорном, то есть почти простонародном, языке. Ретрограды, строгие моралисты и хранители политических устоев отнесли роман к «образцам крайне непристойной прозы», «низкой» и «грязной» литературы. Конфуцианские ортодоксы, люди ученой и литературной элиты третировали такую литературу как «вульгарную», «вздорную», «научающую разбою и разврату». В итоге роман, с одной стороны, черпал общественную поддержку, а с другой — вызывал волну недоброжелательности. Долгое время верхи общества культивировали подозрительное и пренебрежительное отношение к роману. А сам литературный шедевр находился на полулегальном положении, вызывая острую неприязнь литературных ретроградов. Роман пытались опорочить любыми средствами, умалить его художественные достоинства. Говорили, что роман-де страшно брать в руки! Над ним висит проклятье!
В XVII веке книга была выхолощена еще раз. В новом варианте она вышла под названием «Первая удивительная книга» («Дии цишу»). «Развратный» текст романа перебивался многочисленными междустрочными комментариями, толкованиями, ссылками и сносками, дабы «обезвредить» книгу. Ту же цель выполняла целая дюжина «благонамеренных» предисловий, вступительных статей и «спасительных» трактатов. Именно в этих усеченных вариантах началось широкое хождение «Цзинь, Пин, Мэй» среди читающей публики. Казалось бы, роман введен в рамки приличия. Ан нет! Начиная с 1687 и по 1736 год «Цзинь, Пин, Мэй» особыми указами запрещался семь раз! Его нельзя было печатать, продавать и держать дома. Нарушителям грозило суровое наказание. При всем том он не раз издавался в виде «Первой удивительной книги». Тем самым как бы убивали двух зайцев. Во-первых, сбивали повышенный и «нездоровый» интерес к роману. Во-вторых, отводили читателя как можно дальше от первоначального, то есть «крамольного» и обличительного, варианта. Тем не менее власти сохраняли позу блюстителей нравственности, причисляя роман к числу «аморальных», «грязных» и «сеющих разврат» книг. Как «подрывное» произведение «Цзинь, Пин, Мэй» способствовал расшатыванию идейных устоев режима, ибо он обнажал и бичевал пороки правящего слоя. Властей страшил именно обличительный настрой Ланьлинского Насмешника, а не красочный ряд многочисленных альковных сцен.
Работа основана на оригинальных китайских источниках. Она посвящена рассмотрению наиболее типичных для позднесредневекового Китая направлений и методов внутриполитической деятельности императорского правительства. На примере конкретной деятельности центральной власти в самых разнообразных областях раскрывается, как традиционные китайские политические доктрины приспосабливались к реальным потребностям государственного управления. Автор прослеживает основные сдвиги, происшедшие в начале XV в. в политике Китая, и определяет место и значение этого периода в истории страны.
На материале китайских источников и научной литературы автор раскрывает основные черты и методы китайской внешней политики в отношении некоторых стран Юго-Восточной Азии в период позднего средневековья, начиная с падения в Китае власти монгольских феодалов (1368 г.) и кончая XVI в., когда вторжение англо-голландского капитала в страны Дальнего Востока положило начало новому периоду истории международных отношений в этом районе. Специальный раздел книги посвящен внешнеторговой политике Китая этого времени.
Книга посвящена более чем столетней (1750–1870-е) истории региона в центре Индии в период радикальных перемен – от первых контактов европейцев с Нагпурским княжеством до включения его в состав Британской империи. Процесс политико-экономического укрепления пришельцев и внедрения чужеземной культуры рассматривается через категорию материальности. В фокусе исследования хлопок – один из главных сельскохозяйственных продуктов этого района и одновременно важный колониальный товар эпохи промышленной революции.
Спартанцы были уникальным в истории военизированным обществом граждан-воинов и прославились своим чувством долга, готовностью к самопожертвованию и исключительной стойкостью в бою. Их отвага и немногословность сделали их героями бессмертных преданий. В книге, написанной одним из ведущих специалистов по истории Спарты, британским историком Полом Картледжем, показано становление, расцвет и упадок спартанского общества и то огромное влияние, которое спартанцы оказали не только на Античные времена, но и на наше время.
Книга «Атлантида. В поисках истины» состоит из пяти частей. Перед вами четвертая часть «Истина рядом». Название части присутствует в основном заголовке потому, что является ключевой. Собственно, с размышлений главного героя Георгия Симонова о личности Христа книга начинается, раскрывая своё содержание именно в четвертой части. Я не в коей мере не пытаюсь оспорить историю, довести её своими фантазиями до абсурда, а лишь немного пофантазировать, дать какие-то логические объяснения с помощью экспорта в неё инородного объекта из будущего.
В книге сотрудника Нижегородской архивной службы Б.М. Пудалова, кандидата филологических наук и специалиста по древнерусским рукописям, рассматриваются различные аспекты истории русских земель Среднего Поволжья во второй трети XIII — первой трети XIV в. Автор на основе сравнительно-текстологического анализа сообщений древнерусских летописей и с учетом результатов археологических исследований реконструирует события политической истории Городецко-Нижегородского края, делает выводы об административном статусе и системе управления регионом, а также рассматривает спорные проблемы генеалогии Суздальского княжеского дома, владевшего Нижегородским княжеством в XIV в. Книга адресована научным работникам, преподавателям, архивистам, студентам-историкам и филологам, а также всем интересующимся средневековой историей России и Нижегородского края.
В 403 году до н. э. завершился непродолжительный, но кровавый период истории Древних Афин: войско изгнанников-демократов положило конец правлению «тридцати тиранов». Победители могли насладиться местью, но вместо этого афинские граждане – вероятно, впервые в истории – пришли к решению об амнистии. Враждующие стороны поклялись «не припоминать злосчастья прошлого» – забыть о гражданской войне (stásis) и связанных с ней бесчинствах. Но можно ли окончательно стереть stásis из памяти и перевернуть страницу? Что если сознательный акт политического забвения запускает процесс, аналогичный фрейдовскому вытеснению? Николь Лоро скрупулезно изучает следы этого процесса, привлекая широкий арсенал античных источников и современный аналитический инструментарий.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Нет, это вовсе не кулинарная книга, как многие могут подумать. Зато из нее можно узнать, например, о том, как Европа чтит память человека, придумавшего самую популярную на Руси закуску, или о том, как король Наварры Карл Злой умер в прямом смысле от водки, однако же так и не узнав ее вкуса. А еще – в чем отличие студня от холодца, а холодца от заливного, и с чего это вдруг индейка родом из Америки стала по всему миру зваться «турецкой птицей», и где родина яблок, и почему осетровых на Руси называли «красной рыбой», и что означает быть с кем-то «в одной каше», и кто в Древнем Египте ел хлеб с миндалем, и почему монахамфранцисканцам запрещали употреблять шоколад, и что говорят законы царя Хаммурапи о ценах на пиво, и почему парное мясо – не самое лучшее, и как сварить яйцо с помощью пращи… Журналист Фаина Османова и писатель Дмитрий Стахов написали отличную книгу, нашпигованную множеством фактов, – книгу, в которой и любители вкусно поесть, и сторонники любых диет найдут для себя немало интересного.
Книга Леонида Васильева адресована тем, кто хочет лучше узнать и понять Китай и китайцев. Она подробно повествует о том, , как формировались древнейшие культы, традиции верования и обряды Китая, как возникли в Китае конфуцианство, даосизм и китайский буддизм, как постепенно сложилась синтетическая религия, соединившая в себе элементы всех трех учений, и как все это создало традиции, во многом определившие китайский национальный характер. Это рассказ о том, как традиция, вобравшая опыт десятков поколений, стала образом жизни, в основе которого поклонение предкам, почтение к старшим, любовь к детям, благоговение перед ученостью, целеустремленность, ответственность и трудолюбие.
Есть две причины, по которым эту книгу надо прочитать обязательно.Во-первых, она посвящена основателю ислама пророку Мухаммеду, который мирной проповедью объединил вокруг себя массы людей и затем, уже в качестве политического деятеля и полководца, создал мощнейшее государство, положившее начало Арабскому халифату. Во-вторых, она написана выдающимся писателем Вашингтоном Ирвингом, которого принято называть отцом американской литературы. В России Ирвинга знают как автора знаменитой «Легенды о Сонной Лощине», но его исторические труды до сих пор практически неизвестны отечественному читателю.
Быт дореволюционной русской деревни в наше время зачастую излишне омрачается или напротив, поэтизируется. Тем большее значение приобретает беспристрастный взгляд очевидца. Ольга Семенова-Тян-Шанская (1863 1906) — дочь знаменитого географа и путешественника и сама этнограф — на протяжении многих лет, взяв за объект исследования село в Рязанской губернии, добросовестно записывала все, что имело отношение к быту тамошних крестьян. В результате получилась удивительная книга, насыщенная фактами из жизни наших предков, книга о самобытной культуре, исчезнувшей во времени.