Лики контакта - [8]

Хотя, с другой стороны, упоминания о поднятии посредством звуковых инструментов блоков Баальбекской террасы, достигающих 1200 тонн, негасимых светильниках, которые использовались якобы при подземных работах в пирамиде Хуфу, и хранящихся в ее недрах сокровищах: изделиях из черной меди, нержавеющего железа, цветного золота, гибкого стекла и прочих чудесах, вызывают у меня стойкое чувство недоверия. Во-первых, потому что среди них, как правило, упоминается священная книга, которая открывается и становится доступной для прочтения лишь достойному. Эта байка восходит к легендам о Граале и — нутром чую! — не вписывается в смысловой ряд самых разухабистых пирамидных историй. Во-вторых, пишущие о негасимых светильниках сообщают, что их использовали при настенных росписях в пирамиде Хуфу. Между тем одно из существенных отличий трех великих пирамид от остальных состоит в том, что никаких росписей на стенах их комнат и коридоров нет. Равно как и указаний на то, что они построены во времена и по воле фараонов Хуфу, Хафры и Менкаура…

— Над чем трудишься? — поинтересовалась Валька, когда «Страсти по Марии» были прерваны рекламой «уникальных изделий с крылышками».

— Хочешь заметку прочитаю? — У меня всегда есть для Вальки что-нибудь душещипательное. Не то чтобы я специально искал, а само как-то среди газет и журналов попадается. Ну я и приберегаю для подходящего случая.

— Давай, — с некоторой опаской согласилась жена.

— «Американская миллионерша Маргарита Дорфи проиграла полтысячи долларов известному индологу, профессору С. Чейни, побившись об заклад, что она устоит перед загадочными чарами «Лежащего Вишну» в заброшенном храме вблизи Пешавара.

«Лежащий Вишну», которому насчитывается более двух тысяч лет, представляет собой обсидиановую статую мужчины. Его фаллос на протяжении веков использовался для обряда дефлорации.

Согласно преданию, ни одна женщина, оставшись наедине с божеством, не может противостоять исходящей от него притягательности. Маргарита Дорфи в разговоре с профессором Чейни высказала скептицизм в отношении правдивости этой легенды.

— Я не чувствую никакого биополя, находясь рядом с этим истуканом, — заявила она.

Однако наутро миллионерша вручила профессору

Чейни чек на пятьсот долларов, отказавшись дать какие-либо комментарии».

— Фу, какая глупость! — возмутилась Валька. — Вечно ты какую-нибудь гадость отыщешь! И где только находишь?!

— А по-моему, блестяще! Заметка называется «Ночь с божеством», газета «Интеллект-ревю», от…

— Избавь! — свирепо рявкнула Валька, однако реклама никак не кончалась, и она согласилась выслушать еще одну заметку, которая, по моим уверениям, должна ей понравиться.

— «Недавно, один американский орнитолог заприметил странную парочку птиц, которые вели себя как настоящие влюбленные. Громадный гриф, предположительно улетевший из частного зоопарка, нежно обхаживал симпатичную бездомную ворону. Странная пара неразлучна. Влюбленные вместе спят, едят и парят в небесах. Все как у людей. Только вот вероятность того, что у них родятся птенцы, равна нулю».

— Жалко, — вздохнула Валька, и взгляд ее затуманился.

«Отлично! — мысленно поздравил я себя. — Так держать! Верно говорят: «Не согрешишь — не покаешься».

Валька одарила меня благосклонным взором и врубила громкость — нескончаемые «Страсти» продолжали кипеть и пузыриться, а я, мгновенно отключившись от происходящего на экране, погрузился в свои распечатки.

6

— Шеф сказал, что внеочередные выпуски закончились, — предупредил меня Толя. — Гони для следующего номера все самое забойное, что у тебя про пирамиды заначено. Иначе пропадет товар — устала публика про эти долбаные звездолеты читать. Кончился пирамидный аврал, начинаются серые будни.

— Ну и ладушки. Сколько-то на этих инопланетянах наварили, и то хорошо, — добродушно сказал Ваня и подсунул мне статью, которую шеф просил «малость причесать».

— Сделаем, — пообещал я без особого восторга.

Причесывать Ванины стилизованные под «письма читателей» статьи было удовольствие ниже среднего. Нарочитое косноязычие его переходило в них порой все границы, а шеф требовал «держаться в рамочках».

Я скинул плащ — апрель выдался на редкость погожим, пока от метро до работы шел, упарился. Сел за комп, вытащил нещадно исчирканные распечатки, с твердым намерением сотворить пирамидный шедевр, а уж потом, когда творческий жар спадет, браться за Ванину галиматью.

Задуманное мною тоже было галиматьей. Но в собственную галиматью, как конфету в фантик, я всегда пытался вложить что-то интересное и разумное, если уж не «доброе и вечное» — товар этот спросом у широкой публики не пользуется. Вложить то, что поразило и удивило меня самого, то, чем я хотел поделиться с читателем. Возможно, именно из-за этого желания поделиться увиденным, услышанным, вычитанным я и стал журналистом. Тяга закричать: «Смотрите, как здорово! А я и не знал!» — превалирует у меня надо всеми прочими желаниями и стремлениями. «Патологический восклицатель» — поставила мне диагноз Валька после того, как я отказался перейти на работу в «глянцевый» — престижный, но вовсе уж пустой — журнал, тираж которого составляет, между прочим, 700 с лишним тысяч. По нонешним-то временам — не фиг собачий! Но я бы там, подписи под фотками делая, с ума бы сошел или, что более вероятно, спился. И Валька, умница, поняла — не стала попрекать невеликими заработками. Хотя статьи мои не читает. Даже самые отпадные.