Лик Победы - [201]

«Мудрые знают»… Нет, все-таки гоган.

– Так решил господин Вукрэ, – быстро произнес Никола Карваль, посылая Роберу многозначительный взгляд. – Я и мои люди проводим вас в условное место. Там нас будут ждать.

Обладатель пятна согласно кивнул. Без сомнения, в отсутствие «Вукрэ» принимал решения он.

– Любезный господин и его люди пойдут с нами и дальше?

– Да, – выдавил из себя Робер. – Нельзя терять времени, утром вы должны быть далеко.

– Сын моего отца готов к дороге, – достославный больше не считал нужным скрываться. – Шар судеб скоро сорвется с горы, правнуки Кабиоховы не могут медлить.

Не будь Карваль Карвалем, он бы разинул рот, а так только поднял брови и вышел. Что он знает о гоганах, если вообще знает? Оставлять капитана наедине с достославными нельзя.

– Мы вернемся через полчаса, – и за эти полчаса нужно избавиться от Альдо, иначе они с Никола на обратном пути друг друга сожрут.

– Пусть дорога блистательных будет устлана розами.

Дорога в Закат устлана не розами, а нарушенными клятвами и неотданными долгами, и с нее не свернуть, что бы ни плели клирики. Робер перешагнул порог, поймав напоследок улыбку мальчишки. У него были золотистые глаза.

2

Над горизонтом поднималась Малая Кошка – два уха, хвост, зеленый прищуренный глаз, вытянутая лапа… Астрологи говорят, рожденные под этим созвездием удачливы и неуязвимы. Мишель родился под Малой Кошкой, брата называли счастливчиком, и он сам в это верил. Как же они все дурачились и шутили, но звезды еще никого не спасли.

Робер привстал в стременах, вглядываясь в подсохшую за три дня дорогу. Справа заблестели огоньки – лагерь Люра. Почти приехали. Овраг у леса Святой Мартины напротив королевского лагеря – очень подходящее место для тайной встречи. И для убийства. Жертвы ничего не подозревают, так же как и обитатели Лэ. Мало ли зачем герцогу Эпинэ и его капитану понадобилось выехать ночью – дело военное. И уж разумеется, никто не станет смотреть на увязавшихся с отрядом торговцев на мулах. Гоганы не сомневались, что едут на встречу с Люра и своим достославным, после чего Никола проводит их в Гальтару, но их ждет иная дорога. Робер невольно покосился на двух вьючных лошадей в поводу – достославный Вукрэ, истинного имени которого они никогда не узнают, упокоился в шести седельных сумках, что отправятся на дно приснопамятного оврага. Дождь кончился еще позавчера, но в овраге стоит вода и будет стоять до весны, ведь зима в Эпинэ – это не снег, а дожди и ветры.

– Сын моего отца благодарит блистательного за заботу, – гоган с родимым пятном говорил вежливо, но настойчиво, – однако каждый должен лишь то, что должен. Не следует вождю провожать недостойных, ведь о нем могут спросить.

– Я часто езжу ночами, – Роберу как-то удалось остаться спокойным, – и мне в любом случае нужно встретиться с господином Люра и… и с четвертым из вас.

Две дюжины солдат, капитан и герцог. Неплохой эскорт для троих человек, вряд ли знающих, как держать пистолет.

– Пусть блистательный будет осторожен. Сердце названного по имени тверже камня и грязней логовища шакала.

А сердце «блистательного»? Лэйе Астрапэ, если не прости, то пойми – у них нет другого выхода. Или эти трое сегодня, или две тысячи и пол-Эпинэ – завтра.

– Достославный не верит Симону Люра? Но это вы его нашли.

– Великие дела требуют и великой грязи, и великой чистоты, – вздохнул достославный. – Тот, кого сын твоего отца зовет Люра, рожден от дурного семени и свободен во зле, как и все, созданные из праха. Они вольны клясться и нарушать клятвы. Им страшны лишь руки людские, стражи Кабиоховы их не видят и не остановят. Лишь рожденные от семени сынов Кабиоховых закляты ото лжи именем Его.

Закляты ото лжи? Ну-ну… Рыжие многое помнят, они знают толк и в золоте, и в магии, но как же они наивны. «Мэтр Вукрэ» не сомневался, что Альдо исполнит клятву, и умер, а клятвопреступник жив и здоров.

– Лгут все, – честно сказал Робер Эпинэ, – просто одним это легче, другим трудней.

– Всеотец знает цену всему, – согласился обладатель пятна, – можно, радуя сильного, назвать пса львом. Можно продать глупому мула как коня, но цена великой клятве назначена единожды и навеки.

Единожды, навеки и до леса Святой Мартины, который следует называть лесом Леворукого.

– Я не знаю про великую клятву. – Закатные твари, они на месте, еще четверть хорны вдоль обрыва – и все. Их никто не услышит, разве что Малая Кошка, но она не смотрит вниз.

– Блистательный шутит. Он был свидетелем, его глаза видели, его уши слышали.

…А его мозги не понимали, зато желудок требовал мяса, а гонор желал вырваться из-под опеки Эсперадора. Вот он и вырвался.

– Я не знал, как это называется. Мы просто дали слово.

– И оно было принято.

Отряд развернулся, углубляясь в лес. Здесь уже убивали. Могила Флоримона Шуэза совсем рядом, а у гоганов могил не будет, они просто исчезнут. «Шар судеб», а говоря по чести, просто подлость. Судьба делает из нас покойников, но мерзавцами мы становимся по собственному выбору.

Кривое дерево, опрокинутый «лафет», с которого свалилось изображавшее пушку бревно. Где-то здесь упал Рихард Борн с шальной пулей в спине. Полковника убил кто-то из повстанцев. В тот день все стреляли во всех, не разбирая, где свой, а где – чужой. Те, кто заплатил за пролившуюся в лесу Святой Мартины кровь, лягут здесь же, хотя Робер с Никола об этом не думали. Просто искали подходящее место. И нашли.