Лик Аполлона - [15]

Одинокому страннику казалось, что он помнит каждое слово, произнесенное Сал — это имя стало священным, потому что его выбрала Она — за время их коротких встреч. Каждый ее жест, каждое движение губ, каждый поворот головы. Она была рядом, живая память… как и папа с мамой. Словно какая-то часть его души умерла вместе со смертью родителей, а Сал воскресила ее. Неустанно гребя и близоруко щурясь во тьму, Джереми думал о том, что, не считая Сал, остальная его жизнь за последние полгода была бессмысленна и не стоила и ломаного гроша.

Разве что он узнал, что такое смерть. Плюс заработал мозоли на руках. И стальные — для своего возраста — мускулы. Вот и все.

Если не считать, конечно, три горящие раны, которые он недавно заработал. Но со временем они зарастут. Вероятно. Парень надеялся, что если он не будет постоянно о них вспоминать, то и болеть будет меньше. Правда, пока эта тактика себя не оправдывала.

Джереми не хотел, чтобы дядя и тетя как-то пострадали, но думал о них, как о чужих людях. Он с удивлением поймал себя на желании, чтобы тяжелая тачка, которую он таскал изо дня в день по холму, тоже сгорела. С каждым движением, бередящим рану на плече, у Джереми из глаз выступали слезы. Но не от боли, а от мысли про Сал, которая страдала от таких же ран. И эти ранения сближали его с мертвой девушкой еще сильнее. Постепенно, когда от деревни его отделяли уже несколько миль, сияние луны и меркнущего Млечного Пути переместилось к западу. Алый свет пожара отдалился и вскоре исчез совсем. Когда небо посерело, Джереми причалил к берегу и выволок каноэ под темную иву.

Сперва парень полежал на берегу, приходя в себя, потом оттащил суденышко повыше. И лег на левый бок, чтобы не задеть правое плечо. Хотя раны болели, а пустой желудок громко напоминал о себе, Джереми мгновенно погрузился в сон.

…И нахмурился, ловя отголоски ускользающего сновидения. Там было что-то важное, что-то жизненно важное, но он никак не мог припомнить, что именно. Когда Джереми проснулся, стоял день. Не успев разомкнуть веки, Джереми почувствовал за пазухой теплый мешочек. Сокровище Сал до сих пор оставалось под рубашкой, но вот какая странность — оно стало как будто мягче и слегка изменило форму. Потому что когда Джереми во сне ворочался, то сперва ощущал острые углы этого предмета, а теперь он выровнялся.

Раны напомнили о себе острой болью, как только юноша проснулся. И явно поднялась температура. Он помнил развитие болезни Сал, которая наверняка убила бы ее, только нападающие успели раньше.

Джереми полежал с открытыми глазами, сжимая в руке наследство Сал, но в голову приходили лишь какие-то неясные обрывки мыслей. Тогда он встал и огляделся. Близился полдень. От реки поднимался туман, рубашка и штаны промокли от росы, в воздухе похолодало. Каждое движение давалось с трудом. Прежде у Джереми не было времени, чтобы осмотреть раны. Теперь же он ощупал себя и убедился, что штаны и рубашка прорезаны насквозь, как и одежда Сал. Все знали, что Эрон впадал в более полноводную реку, а та, в свою очередь, текла несколько сот миль и вливалась в море. Джереми не помнил моря, помнил только свои детские представления о том, каким, по его мнению, оно должно быть. Он знал, еще до встречи с Сал, что в устье реки есть гавань, куда приплывают большие корабли со всего мира. Рядом с портом находится крупный город, Пангур-Бан, в котором стоит высокий замок лорда Виктора. Этот правитель и содержит Академию. Прежде Джереми знать не знал об Академии, но часто мечтал увидеть море.

Со временем туман над рекой начал развеиваться, словно солнце — подарок Аполлона — растопило его. Джереми поднял голову и увидел густой шатер тонколистых ветвей старой ивы. За ним раскинулось небо, кое-где укрытое облаками…

Парень медленно поднялся, не обращая внимания на боль, и принялся бродить вокруг, протирая глаза. «Эта часть моей жизни закончилась. Сал умерла», — думал он. Но почему-то его не оставляло чувство, что благодаря Сал он, Джереми Ред-торн, вернулся к жизни сам. У него есть дело. И это дело необходимо сделать, даже если на пути будет подстерегать смерть.

Щуря близорукие глаза, Джереми пытался разглядеть, что находится по другую сторону реки. Он различил неровную зеленую полосу, которая, вероятно, означала деревья, но ничего больше не увидел. Напрягая слух, он наконец решил, что поблизости нет ни деревни, ни города, — он бы услышал шум, производимый людьми даже через реку. Но все было тихо. Потянув носом воздух, парень уловил лишь речные запахи. Никакого дыма — неизменного спутника людских поселений. Пройдясь вдоль берега туда-сюда, он обнаружил, что высадился на довольно крупный остров. В этом месте река разливалась значительно шире, чем возле села дяди Гумберта, увеличившись по крайней мере на один приток.

В данную минуту небо было чистым, и ничто не предвещало опасности. Пустой желудок настоятельно требовал, чтобы первым делом Джереми позаботился о хлебе насущном. Парень с грустью вспоминал о рыбе, которая предназначалась Сал, но так ей и не досталась — после всех злоключений от рыбы остались лишь какие-то мокрые жалкие крохи. Джереми исследовал каноэ, впрочем, не особо надеясь на успех, но под передней скамьей обнаружился засохший ломоть хлеба. Видимо, от него время от времени отрывали кусочки для наживки. Джереми вмиг проглотил его и запил водой из реки. Стояло позднее лето, и в первом попавшемся лесу можно было поискать ягоды. А если повезет, то попадутся и грибы, Уже поспели дички, так что есть их можно смело, не боясь испортить желудок.