Лига перепуганных мужчин - [2]

Я вернулся к газетной статье.

– Этот тип, что давал вчера показания на свидетельском месте, наверняка чокнутый. Он заявил, что совершил убийство, а поскольку все убийцы хотят исповедоваться, то он и написал книгу, изменив в ней имена и место действия, характеры и обстоятельства, чтобы исповедуясь, не подвергать себя опасности.

Судья попался остроумный и саркастический. Он заявил, что, хотя этот тип и является изобретателем историй, в суде ему не следует пытаться работать судебным шутом. Спорю, что и адвокаты здорово над этим смеялись!

А вот автор статьи утверждает, что это не было шуткой, книга была написана именно с такой целью, налет же несоответствия жизни в ней – чистая случайность или камуфляж. В действительности, он ухлопал человека. В итоге судья назначил ему штраф пятьдесят долларов за оскорбление суда и выпроводил его с места свидетеля. Полагаю, что он псих? Как по-вашему?

Бочкообразная грудь Вульфа поднялась и опустилась в шумном вздохе, он вложил в книжку закладку, захлопнул ее, положил на стол, после чего откинулся на спинку кресла и спросил, мигнув дважды:

– Ну?

Я подошел к своему столу, взял газету и раскрыл ее на нужной странице.

– Его имя Поль Чапин, он написал несколько книг. Название этой «Черт побери деревенщину». Он окончил Гарвард в 1912 году. Паралитик. Здесь подробно описывается, как он поднимался на свидетельское место, волоча изуродованную ногу, но не сказано – которую.

Вульф поджал губу.

– Правильно ли я понял, что «паралитик» – это просторечие, и что ты употребил это слово как метафору, вместо «калека» или «хромоногий»?

– Я ничего не знаю о метафорах, но «паралитик» в моем кругу слово всем понятное.

Вульф вздохнул и стал подниматься с кресла.

– Благодарение Богу, – ворчливо сказал он, – время избавляет меня от твоих дальнейших аналогий и противоречий.

Часы на стене показали без одной минуты четыре – его время идти в оранжерею.

Встав, он одернул края жилета, но, как обычно, не сумел полностью закрыть обтянутый ярко-желтой рубашкой живот и двинулся к двери.

На пороге он остановился.

– Арчи!

– Да, сэр.

– Позвони Марджеру, пусть он сегодня же пришлет мне экземпляр книги Поля Чапина – или как его там? «Черт побери деревенщину».

– Возможно, что он не сможет этого сделать, так как книга изъята из продажи вплоть до вынесения судебного решения.

– Ерунда! Поговори с Марджером. Для чего существуют запрещения, как не для популяризации литературы?!

Он направился к лифту, а я сел за свой стол и потянулся к телефону.

Глава 2

На следующее утро, в субботу, после завтрака, в течение какого-то времени я поморочил себе голову с каталогом растений, а потом направился на кухню изводить Фрица.

Вульфа, конечно, нельзя было ждать внизу ранее одиннадцати часов. Он был в оранжерее среди десяти тысяч орхидей, выстроенных рядами на скамьях и полках.

Вульф сказал мне однажды, что орхидеи – это его наложницы: неблагодарные, дорогостоящие, паразитические и весьма темпераментные красавицы. Скрещивая особи разной формы и расцветки, он доводил их до совершенства, а потом кому-нибудь отдавал. Он ни разу не продал ни одного цветка. Его терпение и изобретательность в сочетании с опытностью Теодора Хорстмана приводили к потрясающим результатам и создали оранжерее на крыше известность в кругах людей, резко отличавшихся от посетителей, интересы которых сосредотачивались на конторе внизу.

В одиннадцать часов я возвратился в кабинет, пытаясь притвориться, что у меня найдется занятие, если я его поищу. Но в отношении притворства дело у меня обстоит неважно. Я думал о том, с каким бы удовольствием я ухватился за любое настоящее дело, не считаясь с непременными волнениями, утомительной беготней, а иной раз и с опасностью. Ибо, в конечном итоге, это сулило прибыль. Я даже согласен был стать «хвостом» к какой-нибудь хористке или прятаться в ванной, чтобы уличить какого-нибудь малого в воровстве зубной пасты, – все, что угодно, кроме промышленного шпионажа.

Вошел Вульф и пожелал мне доброго утра. Корреспонденция не отняла много времени. Он подмахнул несколько чеков и спросил меня со вздохом, сколько у нас осталось денег в банке, после чего продиктовал пару коротких писем. Я их напечатал и бросил в ближайший почтовый ящик.

Когда я возвратился назад, Вульф мрачно сидел перед второй бутылкой пива, прислонясь к спинке кресла. Мне показалось, что он взглянул на меня из-под опущенных век. Я подумал, что хорошо уже то, что он снова не вернулся к своим прелестным снежинкам.

Я сел за стол и закрыл машинку.

Вульф изрек:

– Арчи, Будда сказал, что человек может познать все на свете, если будет ждать достаточно долго.

– Да, сэр, – перебил его я, – вы хотите сказать, что если мы будем продолжать наше сидение, то мы обогатим наши познания во много раз.

– Не во много раз, но они станут больше, намного больше за каждое столетие.

– Ваши, может быть, мои – нет. Если я просижу без дела еще два дня, я настолько одурею, что позабуду и то, что знал раньше.

Глаза Вульфа слегка блестели.

– Мне не хотелось бы выражаться двусмысленно, но разве в нашем случае это не означало бы приобретения?