Лифт вниз не поднимает - [5]
Интермедии, сценки, веселые номера и остроумные репризы показывают институтский быт в горизонтальном и вертикальном разрезах. Расположенный рядом с ЛЭТИ знаменитый Ботанический сад помогает авторам в разрешении многих лирических сцен. А когда стиляга Арнольд Кукеш застыл, облокотившись на дерево с табличкой “Дуб обыкновенный”, радиоусилители пришлось менять вторично.
Эпизод в общежитии позволяет продемонстрировать “частную жизнь” студентов; сценка “В раздевалке спортзала” — неплохой повод для выступления акробатической группы под руководством Александра Плотникова (чемпиона и тренера сборной страны и одновременно студента ЛЭТИ); “Репетиция джаз-оркестра” — это еще и лирическая песня “Ночь весенняя”, а картинка “В столовой оригинальный танец с огромным ножом…
Совсем другое — сцена студенческого карнавала. Праздничная лента вальса окаймляет несколько хореографических миниатюр и среди них — остроумную танцевальную зарисовку “Хлестаков”.
Кипучего бездельника, профсоюзного деятеля Волокитова играет Ким Рыжов. Он сам написал себе куплеты “заорганизованного” бюрократа:
Ким обладает приятным тенорком и отличным музыкальным слухом. Неназойливое грассирование — р-р — придает его пению особую привлекательность”[1].
На премьере с Кимом случился небольшой “ляп”. Дело в том, что дружки посоветовали Рыжову для храбрости и для лучшего звучания верхнего, тенорового регистра принять грамм сто пятьдесят…
Свой коронный номер “Куплеты Волокитова” Ким исполнял на авансцене в сопровождении трио — аккордеон, гитара, контрабас. Первый куплет начинался словами:
Выходит на сцену институтский кумир, гроза всех (без исключения!) студенток, Кимуха. За его спиной звучит вступление нашего трио:
— Ум-па, ум-па, ум-па, ум-па…
Рыжов беспомощно улыбается.
— Ум-па, ум-па, ум-па, ум-па…
— Подскажи первую строчку, — просительно шепчет Ким, пытаясь обыграть непомерно долгое “умпанье” музыкантов.
— “Я не помню…” — шепчу ему с натужной улыбкой, продолжая: — Ум-па, ум-па, ум-па, ум-па…
Покрывшийся испариной ''корифей” жалобно умоляет контрабасиста:
— Первую строчку!
— “Я не помню…” ум-па, ум-па, ум-па, ум-па.
В зале всепрощающий хохот. Наконец затуманенное сознание начинающего алкаша проясняется и он азартно тенорит:
Студенческий гимн, написанный мной для финала представления, звучал в исполнении солистов, хора и оркестра как клятва верности институту, родному городу, молодости:
Песню подхватил весь зал. Пели студенты, пели профессора и преподаватели, пел ректорат и партком. Незабываемые минуты!
Я пережил много премьер, но такого успеха не припомню. И это продолжалось на всех последующих представлениях.
Почему? Ну, смело, конечно, было по тем временам. Юмор, а тем более сатира, были не в почете. Не следует забывать, что все это было написано и отрепетировано еще при жизни “отца всех народов”.
Было бы несправедливо не упомянуть режиссера спектакля Наума Бирмана, дирижера оркестра Анатолия Бадхена, балетмейстера Виссариона Зосимовского. Позже они стали видными деятелями культуры Ленинграда.
Слава о нашей “Весне в ЛЭТИ” разлетелась по всей стране. На наших представлениях побывали Аркадий Райкин, Дмитрий Кабалевский, Игорь Владимиров, Николай Черкасов, Николай Акимов… Спектакль повезли на гастроли в Москву. Успех сногсшибательный. Пресса нас не заметила.
Московский зритель резко отличается от ленинградского. Первый выражает свои эмоции бурно, раскованно. Второй — сдержанно, настороженно поглядывая на соседа. Удивляться здесь не приходится. Наших горожан всю жизнь учат скромности. Не надо высовываться! Не надо забывать, что вы областной центр. А мы — столица! Зачастую эти уроки были жестокими…
Поскольку участники “Весны в ЛЭТИ” заканчивали учебу и разъезжались “по городам и весям”, мы решили увековечить наше творение и явились (судьба-злодейка!) в гостиницу “Астория”…
В “люксе”, где я когда-то встретился с великим Утесовым, нынче остановился великий Охлопков. В то время популярнейший киноактер возглавлял Главк кинематографии. С ним прибыл и главный редактор Госкино товарищ Витензон. Группа авторов во главе с тем же Борей Фирсовым в девять часов две минуты постучала в номер Николая Павловича.
— Почему опоздали на две минуты? — грозно спросил Охлопков. — Я человек государственный, человек дела. Каждая моя минута расписана на месяц вперед!
— Извините нас. Мы…
— Знаю. Слышал отзывы, — продолжал государственный человек. — В Москве не смог достать билет на вашу “Весну в ЛЭТИ” (!). Товарищ Витензон, приказываю вам…
Спины наши напряглись. Мы слегка привстали с мягкого кожаного дивана.
— …заключить с талантливой молодежью договор! — чеканил Охлопков. — Пусть по этому спектаклю напишут киносценарий. А мы снимем двухсерийный цветной художественный фильм. Извините. Спешу.
Что с нами творилось! В садике перед “Асторией” мы прыгали от радости, без конца обнимались, поверив, что будущее безоблачно и прекрасно! Вот оно, счастье! Вот великий покровитель талантов, бескорыстный и мудрый наставник!
