Лидерство и самообман. Жизнь, свободная от шор - [6]

— Нет-нет, — сказал он с улыбкой. — Но близко к тому. Земмельвейс был европейским доктором, акушером, жил в середине XIX века. Он работал в центральной больнице Вены — важном научном учреждении, где пытался докопаться до причин ужасной смертности рожениц. В отделении Земмельвейса статистика летальных исходов составляла 1 на 10 родов. Только подумайте: одна из десяти рожавших там женщин умирала! Можете себе представить?

— Я бы свою жену туда даже не подпустил, — сказал я.

— И не вы один. Больница имела такую жуткую репутацию, что некоторые беременные рожали буквально на улице и только потом отправлялись в роддом.

— Не стал бы их осуждать, — ответил я.

— Набор симптомов, характерных для этих смертей, — продолжал Бад, — получил название послеродовой лихорадки. Медицинская наука того времени предписывала лечить каждый симптом в отдельности. Воспаление считалось признаком излишка крови, так что пациенту пускали кровь или ставили пиявки. Так же лечили и лихорадку. Проблемы с дыханием объяснялись дурным воздухом, поэтому старались улучшить вентиляцию помещений. И так далее. Но ничего не помогало. Более половины заболевших женщин умирали в считаные дни.

Все хорошо понимали серьезный риск. Земмельвейс сообщал, что пациентки часто «становились на колени и заламывали руки», упрашивая, чтобы их перевели в другое отделение, где смертность составляла 1 к 50 — все еще ужасный показатель, но в меньшей степени, чем 1 к 10 в ведомстве Игнаца.

Со временем Земмельвейс с головой ушел в проблему. Более всего он стремился понять, почему же смертность в одной части больницы была настолько выше, чем в другой. Единственное очевидное различие между ними состояло в том, что отделение Земмельвейса, показывавшее удручающие результаты, посещали врачи, а другое отделение — акушерки. Он не понимал, имеет ли это отношение к задаче, так что попытался уравнять остальные факторы. Доктор стандартизовал все: от положения при родах до вентиляции палаты и диеты. Он затронул даже стирку. Игнац изучал все возможности, но не находил ответа. Ничто не могло объяснить столь серьезное отличие в показателях смертности.

Но тут кое-что произошло. Он на четыре месяца уехал работать в другую больницу, а вернувшись, обнаружил, что смертность в его отсутствие сильно сократилась.

— Правда?

— Да. Он не понимал, почему это произошло, но с показателями не поспоришь. Земмельвейс снова стал докапываться до причин. Постепенно он пришел к выводу, что значение могли иметь опыты, которые врачи проводили с трупами.

— С трупами?

— Да, — подтвердил Бад. — Центральная больница Вены была лечебно-исследовательским учреждением. Многие врачи параллельно и вскрывали трупы, и лечили живых пациентов. Они не видели в этом проблемы, поскольку в то время ничего не знали о микробах. Проявлялись лишь симптомы. Сопоставляя собственные способы работы с методами тех, кто его замещал, Земмельвейс понял единственное существенное отличие: сам он гораздо чаще занимался патологоанатомией.

После этого доктор разработал теорию послеродовой лихорадки, которая стала предшественницей теории микробов. Он заключил, что «частицы» передаются от трупов и больных здоровым пациентам на руках врачей, и немедленно ввел правило, предписывающее медикам перед осмотром пациентов тщательно мыть руки в хлорно-известковом растворе. И знаете, что произошло?

Я покачал головой.

— Что же?

— Смертность тут же упала до 1 к 100.

— Итак, он был прав, — прошептал я. — Врачи оказались переносчиками.

— Да. Земмельвейс однажды грустно сказал: «Только Бог знает, сколько человек преждевременно сошли в могилу из-за меня». Представьте, каково ему было жить с этим. Врачи делали все возможное, при этом инфицировали пациентов заболеваниями, о которых ничего не знали. Это вызывало множество серьезных проблем, но их можно было избежать, как только обнаружили их общую причину, позднее оказавшуюся микробами.

Бад замолчал. Он положил руки на стол и наклонился ко мне.

— Такой же микроб распространяется и в организациях. Все мы в какой-то степени служим его переносчиками. Этот микроб убивает эффективность лидерства и командной работы, вызывает множество проблем с людьми, его надо изолировать и нейтрализовать.

— Что же это? — спросил я.

— То, о чем мы говорим, — ответил Бад. — Самообман, зашоренность. Точнее, самообман — это заболевание. А мы попытаемся понять, какой микроб его вызывает.

Я имею в виду, Том, что, как и в случае с выявлением причин послеродовой горячки, установление причины самообмана требует разработки объединяющей теории, объяснения, которое показывает, как разрозненный на вид набор симптомов, который мы именуем проблемами с людьми — от вопросов руководства до задач мотивации и всего, что находится между ними, — вызывается одним и тем же. Обладая этим знанием, мы можем решать проблемы с людьми с небывалой эффективностью. Есть четкий способ подходить к ним и снимать их — не постепенно, а одним резким ударом.

— Серьезная заявка, — сказал я.

— Да, — ответил Бад. — И открытие серьезное. Но не требую верить мне на слово. Я попытаюсь помочь вам сделать открытие самостоятельно. Нужно, чтобы вы поняли это, потому что именно вы должны внедрить соответствующие стратегии в своем подразделении.