Лицо под вуалью - [90]

– Я хочу, чтобы ты сел. Не знаю, чего хочешь ты, Майкл. Хочешь услышать жестокую правду или что-то такое, что тебя утешит?

– Конечно, правду.

– Тогда, вероятно, правда в том – я понимаю, ее трудно принять, – что когда ты, по твоим собственным словам, отказал Клиффорду, он решил, что должен сделать что-нибудь, чтобы привлечь к себе твое внимание. А лучший способ привлечь внимание полицейского – это стать убийцей. Клиффорд, в конце концов, не в здравом уме, у него реакции не такие, как у здравомыслящего человека, – вот и напал на мать для того, чтобы помешать ей запереть его в той комнате, хотя мог бы добиться этого, не убивая ее. Он мог одолеть ее и сам запереть ее там. Но он убил ее, чтобы привлечь твое внимание.

– Я понимаю, я это вижу. Я осознал это, когда мы находились там… в той комнате. Но он уже был убийцей. Почему он не мог признаться в убийстве миссис Робсон? Это уж точно привлекло бы мое внимание. Ты думаешь… – Бёрден втянул воздух и со вздохом выдохнул его. Теперь он сидел, наклонившись вперед и держась за край письменного стола Вексфорда обеими руками. – Ты думаешь, именно об этом он хотел поговорить, когда все пытался встретиться со мной? Думаешь, он хотел признаться?

– Нет, – коротко ответил старший инспектор. – Нет, я так не думаю.

Теперь ему не терпелось закончить этот разговор. Тот вопрос, который, он был уверен, задаст Майкл, было бы гораздо лучше отложить на утро. Инспектор и так уже был в плохом состоянии, и нечего было еще больше раздувать его чувство вины. Иначе это будет уже крайняя ее степень. Конечно, завтра ему придется узнать – завтра, рано утром… до заседания специального суда.

– Майкл, не хочешь выпить? – спросил Вексфорд. – У меня в шкафу есть немного виски. Не смотри так, я не напиваюсь тайком – или даже открыто, если уж на то пошло. Один из наших… клиентов преподнес мне бутылку в качестве взятки, и так как я подумал, что она тут пригодится, я взял ее и заплатил ему столько, сколько она тогда стоила в «Теско». Шесть фунтов сорок восемь пенсов, по-моему. – Он говорил, не останавливаясь, только ради того, чтобы не молчать. – Но я пить не буду. Дай мне прослушать пленки Клиффорда, пожалуйста, а потом я отвезу тебя домой. Дам тебе выпить чего-нибудь крепкого, а потом доставлю тебя домой.

– Я ничего не хочу пить, – покачал головой инспектор. – Утром буду чувствовать себя ужасно. Если б я мог оправдать то, что сделал, я бы почувствовал себя лучше. Если б я мог сказать себе, что единственным способом прищучить этого человека было ждать, пока он совершит еще одно убийство, – предоставить ему для этого возможность, так сказать… Ты говоришь, что, по-твоему, он не хотел признаться?

– Я не думаю, что он хотел признаться, Майкл. Поехали домой.

– Который час?

– Почти два.

Они закрыли дверь кабинета и пошли по коридору под бледным, немигающим светом ламп, стирающим все цвета. Клиффорд находился внизу, в задней части участка, в одной из камер. Камеры полицейского участка Кингсмаркхэма были более комфортабельными, чем в большинстве тюрем, с половичком на полу, двумя одеялами на койке и голубой наволочкой на подушке, а также с загородкой, за которой находились унитаз и раковина. Бёрден бросил взгляд назад, в том направлении, когда они вышли из лифта. Сержант Брей нес дежурство за письменным столом, рядом с ним полицейский Савитт что-то искал в папке… Вексфорд пожелал им спокойной ночи, а Майкл ничего не сказал.

На дереве в первый раз горели рождественские лампочки.

Когда они вернулись с Ясеневой фермы и привезли с собой Клиффорда, Бёрден посмотрел на эти лампочки, как на нечто нереальное в тумане, как на некую насмешку. Они или были подсоединены к таймеру, который не сработал, или кто-то забыл их выключить. Красные, синие и белые огоньки загорались на пятнадцать секунд, потом их сменяли желтые, зеленые и розовые, потом они все вместе интенсивно мигали, а потом опять зажигались только красные, синие и белые. К этому времени туман почти рассеялся, и лампочки сверкали в легкой, прозрачной дымке.

– Пустая трата денег налогоплательщиков, – прорычал Бёрден.

– У меня нет своей машины, – сказал Вексфорд. – Кажется, это все было так давно, что я забыл. Наверное, я собирался отвезти тебя на твоей машине.

– Я сам тебя отвезу, – решил Майкл.

Город спал, город казался опустевшим в ту тихую ночь – как будто его обитатели сбежали, оставив кое-где горящим свет.

Когда они поднимались на холмы и сворачивали на Истборн-роуд, Бёрден сказал:

– Я по-прежнему не понимаю, как он это сделал – я имею в виду убийство Гвен Робсон. Должно быть, он приехал на автостоянку до без четверти шесть, встретил ее, когда она пришла за своей машиной, и убил. Он вылезал из автомобиля матери, а она подходила к своему автомобилю. Так это должно было быть – не продуманный заранее, спонтанный поступок под влиянием момента. Несомненно, он нам теперь расскажет.

Вексфорд начал говорить что-то об абсурдности, о нелепости того, что молодой человек вышел из машины и случайно держал в руках круговые вязальные спицы. Они проехали мимо дома Робсона – темного, с задернутыми шторами – и дома Диты Яго, где горел свет, красное сияние за задернутыми красными шторами. Из дома Уиттонов выбежал кот, который бросился через дорогу. Бёрден ударил по тормозам, а кот выскочил, невредимый, почти из-под колес и взобрался на стену, а потом на дерево.