Лицо под вуалью - [9]

Дама ничуть не смутилась.

– Это был шок. Мне надо было справиться с шоком, а потом, когда я пришла туда, я не могла докричаться, меня никто не слышал.

Ее собеседник вспомнил отчет Арчболда – то есть, скорее, пересказ тех событий. Она кричала и бушевала за теми воротами, трясла их так, что «чуть не сломала», потому что телефонная будка стояла по другую сторону. Теперь же эта женщина смотрела на него холодно и спокойно. Можно было подумать, что никакие чувства никогда не нарушали ее равновесия и не меняли тон этого механического голоса.

– Сколько автомобилей вы видели на стоянке в то время, на втором уровне? – задал Вексфорд новый вопрос.

Сандерс ответила без колебаний:

– Три, считая и мой.

Она не лгала – и возможно, она ни в чем не сказала неправду. Ее гость вспомнил, что, когда он проезжал по второму уровню, там стояли четыре автомобиля. Один из них отъехал – тот, за рулем которого сидела нетерпеливая девчонка. Она поехала вслед за ним, и это было в восемь или девять минут седьмого.

– Вы кого-нибудь видели? Хоть кого-то? – продолжил расспросы старший инспектор.

– Ни души.

Она, наверное, вдова, подумал Вексфорд, почти пенсионного возраста, без работы, и во многом – в том числе, конечно, и финансово – зависит от сына, который, несомненно, живет неподалеку. Позже он вспомнил, что тогда очень ошибался.

Его обдало волной запаха дезинфицирующей жидкости, и Дороти, должно быть, увидела, что он принюхивается.

– Так как я контактировала с усопшей, – сказала она, глядя на следователя в упор немигающим взглядом, – мне пришлось обработать руки антисептиком.

Уже много лет он не слышал, чтобы кто-то произносил слово «усопший». Когда он встал, собираясь уходить, хозяйка подошла к окну и начала задергивать шторы. В доме стоял запах, как в анатомическом театре. Так удобнее наблюдать за приездом Клиффорда на машине, предположил Вексфорд, поскольку шторы – из коричневого репса, а не бархата – оставались незадернутыми. Он смотрел, как женщина сдвигает их, как нетерпеливо дергает каждую. Над дверью, ведущей в комнату, был прикреплен один из раздвижных медных карнизов, предназначенный для шторы от сквозняков. Однако штору на него так и не повесили.

Старший инспектор решил, что пока еще не настал момент задать тот вопрос, который чуть не сорвался с его языка.

* * *

Много раз на долю Майкла Бёрдена выпадала обязанность приносить плохие новости определенного рода, сообщать о смерти супруга или супруги. Его собственная первая жена безвременно скончалась, и он старался уклониться от этого задания. Одно дело, когда приходится сообщать человеку, например, о том, что его жена погибла в дорожной аварии, – и совсем другое дело, что где-то просто обнаружено ее мертвое тело. Никто лучше Бёрдена не знал, что большинство убитых прикончили их близкие родственники. Всегда существует вероятность, что жену убил ее собственный муж.

Всего за несколько минут до приезда Вексфорда инспектор осматривал содержимое сумочки покойной. После того как сделали первые снимки и грязный коричневый бархат сняли с тела, стала видна дамская сумочка, лежащая под убитой женщиной и наполовину скрытая ее бедром. Сделали новые снимки. Приехал Самнер-Квист, и после этого Майкл наконец смог высвободить сумочку и, держа ее руками в перчатках, расстегнуть замочек и заглянуть внутрь. Это была стандартная сумочка для документов: автомобильные права, кредитные карточки, счет из химчистки, два письма в конвертах… Имя и адрес ее хозяйки стали известны ему еще до того, как он успел заметить другие предметы в сумочке – чековую книжку, кошелек, компакт-пудру, упаковку бумажных салфеток, шариковую ручку и две английские булавки. «Гвен П. Робсон, Гастингс-роуд, 23, Хайлендз, Кингсмаркхэм КМ10 2СЗ», – прочитал полицейский. Один из конвертов был адресован ей, миссис Г. П. Робсон, другой – мистеру и миссис Р. Робсон.

Возможно, это не станет шоком для Робсона, подумал Бёрден, в обязанности которого входило понаблюдать, шокирует это родственников убитых или нет. Он подбирал про себя слова, которые сейчас скажет, пока машина долго поднималась на холм по дороге, ведущей к району Хайлендз. Здесь была сельская местность, когда Майкл впервые приехал в Кингсмаркхэм: нетронутые склоны холмов венчал лес, а с вершины этого подъема в дневное время можно было видеть древний ориентир под названием «Баррингдин-ринг». Сегодня вечером было очень темно – лишь редкие огоньки отмечали линию горизонта, и кольцо дубов оставалось невидимым. На ближнем краю Хайлендз было установлено дорогое освещение. По этой дороге Гвен Робсон, несомненно, намеревалась вернуться домой за рулем серебристого «Эскорта», выехав на Истборн-авеню и вскоре свернув налево, на Гастингс-роуд.

Бёрден раньше бывал здесь всего один раз, хотя этот район местные власти построили семь лет назад. Деревья на улицах и в садах уже выросли и окрепли, а новизна домов стерлась, и они уже не были так похожи на постройки из игрушечных кубиков какого-то ребенка-великана. Небольшие многоквартирные дома, не выше трех этажей, чередовались с домами ленточной застройки или особняками на две семьи, а напротив того квартала, где располагался дом номер 23, стоял ряд крохотных бунгало, предназначенных в качестве жилья для пожилых людей. Не так уж сильно они отличаются от богадельни, подумал Бёрден, жена которого сделала его гораздо более социально сознательным, чем он был раньше. На крыльце дома Робсонов стояла специальная стойка для молочных бутылок: она была сделана из проволоки в красной пластиковой оплетке и увенчана пластмассовой куклой в белом пальтишке с надписью красными буквами «Спасибо, мистер Молочник» под ней. В протянутой руке кукла держала зажим для записок. Этот нелепый предмет еще больше испортил инспектору настроение, хотя он и указывал на то, что в доме царила веселая атмосфера. Майкл посмотрел на детектива-констебля Дэвидсона, а тот взглянул на него, после чего позвонил.