Лицо под вуалью - [65]

Лицо Клиффорда, как обычно, ничего не выражало, не выдавало никаких эмоций, даже когда он произносил эти фразы, явно показывающие его недовольство. Он продолжил:

– Могу вам это сказать. Я теперь говорю вам всю правду, я ничего не скрываю; надеюсь, вы в это верите. Могу вам рассказать, что она говорит: тебя бы не допрашивали вот так, день за днем, без перерыва, если б за этим что-то не стояло. Она говорит, что я должен быть именно таким человеком, иначе вы не привозили бы меня сюда все время.

– Каким именно человеком, Клифф? – не понял инспектор.

– Таким, который может убить женщину.

– Твоя мать знает, что ты виновен, да?

Сандерс ответил со странной педантичностью:

– Нельзя знать то, что не соответствует истине; можно только верить в это или подозревать это. Она говорит, что я именно такой человек, а не что она думает, будто я кого-то убил. – Он замолчал и искоса посмотрел на Бёрдена – безумным взглядом, как тому показалось, взглядом неуравновешенного человека, хитрым и лукавым. – Может быть, я такой и есть. Может, я именно такой человек. Как можно это узнать, пока не сделаешь этого?

– Вот ты мне и скажи, Клифф. Расскажи мне о человеке такого сорта.

– Он был бы несчастен. Он чувствовал бы, что ему все угрожают. Он хотел бы убежать от той жизни, которую ведет, в лучшую жизнь. Но эта лучшая жизнь была бы всего лишь фантазией, потому что он не смог бы убежать по-настоящему. Как крыса в клетке. Они проводят такие психологические эксперименты: ставят кусок стекла снаружи у открытой дверцы клетки, и когда крыса пытается выйти, она не может, потому что натыкается на стекло. Потом они убирают стекло, и она могла бы выйти, но не выходит, потому что знает, что сделает себе больно, наткнувшись на невидимую штуку снаружи.

– Ты описываешь себя?

Клиффорд кивнул.

– Разговоры с вами показали мне, кто я такой. Они сделали для меня больше, чем может сделать Серж. – Он посмотрел Майклу в глаза. – Вы сами должны быть психотерапевтом. – Он вдруг засмеялся, и его смех показался Бёрдену немного безумным. – Я думал, что вы глупый, но теперь знаю, что нет. Вы не глупый, вы открыли для меня некоторые места в моей душе.

Инспектор не был уверен, что понял, что хотел сказать молодой человек. Как и большинству людей, ему не нравилось, когда его называют глупым, даже если это слово сразу же взяли бы назад. Но у него возникло ощущение, что Клиффорд говорил бы еще более откровенно, если б они остались наедине, и поэтому он отослал Арчболда, попросив его принести кофе из столовой. Сандерс снова заулыбался, хотя в этой улыбке не было ничего довольного и веселого.

– Вы все это записываете на пленку? – спросил он.

Бёрден кивнул.

– Хорошо. Вы мне показали, на что я способен. Это пугает, – продолжил парень. – Я не крыса, и я понимаю, что не могу разбить невидимую стену, но знаю, что могу заставить человека, который ее поставил, разбить ее. – Он помолчал и улыбнулся или, по крайней мере, оскалил зубы. – Додо, – сказал он, – Додо, крупная птица. Только мать не такая, она – мелкая птичка с когтями и клювом. Я вам кое-что скажу: я просыпаюсь ночью и думаю о том, на что я способен, что я мог бы сделать, и мне хочется сесть и закричать, завопить – но я не могу, потому что тогда я ее разбужу.

– Да, – ответил Майкл, – да. – Ему не очень понравилось это внезапно охватившее его чувство, будто бы он погружается в слишком глубокий омут. И ему все это уже надоело, ему захотелось отправить Клиффорда домой. Он спросил, на этот раз не слишком энергичным тоном:

– На что ты способен?

Но на это Клиффорд не ответил. Вошел Арчболд с кофе и по кивку Бёрдена снова вышел из комнаты. Тогда молодой человек заговорил опять:

– В моем возрасте я не должен нуждаться в матери. Но я нуждаюсь. Я во многом зависим от нее.

– Продолжай, – произнес инспектор.

Однако Клиффорд отвлекся и сменил тему:

– Я бы хотел рассказать вам о себе. Я бы хотел поговорить о себе. Вы не против?

В первый раз Бёрден ощутил… нет, не страх, он никогда не признался бы, что испугался, но дурное предчувствие, возможно, напряжение мускулов, предостерегающий холодок: ты наедине с безумцем.

Тем не менее он лишь повторил:

– Продолжай.

И парень мечтательно заговорил:

– Когда я был маленьким – я хочу сказать, по-настоящему маленьким, совсем малышом, – мы жили вместе с родителями моего отца. Семья Сандерс жила в нашем доме с конца тысяча семисотых годов. Мой дедушка умер в нашем доме, и тогда брак отца и матери закончился. Мой отец просто ушел от нас, и они развелись, и мы остались с матерью моего отца. Моя мать поместила ее в дом престарелых, а потом вынесла из дома все, что напоминало ей о моем отце и его родителях; она перенесла всю мебель, постельное белье и фарфор наверх, на чердак. У нас не было никакой мебели, только матрасы на полу, стол и два стула. Все ковры и удобные кресла отнесли наверх и заперли там. Мы никогда никого не видели, у нас не было друзей. Мама не хотела отдавать меня в школу, она собиралась учить меня дома, сама. Додо! Вообразите! Она была уборщицей до того, как вышла замуж, – Додо, служанка. У нее не было никаких знаний, чтобы меня учить, и ее поймали и в конце концов заставили отдать меня в школу.