Лицо под маской - [23]

– Да, я вас понял. – Он в задумчивости постучал пальцами по подлокотнику кресла, потом поднял на меня взгляд. – А что вы скажете о венецианском гражданстве?

– Гражданстве? – кажется, я вытаращила глаза. – Мне казалось, чужаку его получить невозможно!

– Все возможно, – усмехнулся Контарини. – Вот мое предложение, обдумайте его: гражданство Сиятельной Республики и этот дом в собственность – немедленно; место в Совете магов – через три года. Собственная клиника, если пожелаете, здесь или на Терраферме…

Я жестом прервала его.

– Клинику я точно не хочу, начинать все заново у меня духу не хватит. Место в Совете… не знаю, пока не понимаю, нужно ли мне это. Но я хотела бы кое-чего другого…

– Слушаю вас, – лицо моего собеседника сделалось сосредоточенным.

– В городских лавках артефакторов я обнаружила несколько весьма интересных амулетов. Мне сказали, что это местные разработки, но авторов назвать отказались. Мне хотелось бы узнать, кто автор, и поработать с ним, может быть, поучиться. У меня очень слабая магия воды, но дело в том, что там как раз и используются слабые потоки.

– А взглянуть на них можно?

– Разумеется, – я принесла из кабинета мою добычу.

Пьетро осмотрел амулеты и усмехнулся.

– Торнабуони. Это их разработка.

– И это значит, что?..

– Что вы можете получить автора на завтрак, жареным или отварным, если пожелаете. Так что, принято?

– Принято.

– Отлично, – он откинулся на спинку кресла и, казалось, расслабился. Неужели этот хищник, почти хозяин города, опасался, что я откажусь?

– Мне нужно будет съездить в Медиоланум, – сказала я. – Надеюсь, что мой коллега из Motta di Livenza сможет освободить пару дней, чтобы мне ассистировать. Но говорить с ним об этом по коммуникатору было бы невежливо.

– Понимаю. Благодарю вас, синьора. Клан Контарини уже второй раз в долгу перед вами, и я сам прослежу, чтобы долг этот был полностью оплачен.

Пьетро Контарини отбыл, а я пошла к своему ежедневнику проверить, какие приключения у нас намечены на сегодня. И что-то синьор Лаварди давно не появлялся?

Выяснилось, что мой consigliere приболел: температура, насморк, кашель…

– Ну, вы уже и сами стали ориентироваться в городе, словно истинная венецианка, – просипел он с экрана коммуникатора. – Простите, синьора, если подвел вас, но простуда в этих старых сырых домах подкрадывается иной раз весьма коварно. Я надеюсь, синьора Пальдини достаточно хорошо протапливает ваш Ка’Виченте?

Ладно, судя по красному носу и слезящимся глазам, он и в самом деле простужен… Пожелав синьору Лаварди скорейшего выздоровления, я вернулась к записям. Итак… сегодня только шелка из Комо, больше никаких вечеров, балов и концертов. Это приятно, можно будет лечь спать пораньше. Завтра среда, в одиннадцать у меня встреча с графиней Боттарди, а потом можно было бы сразу сесть в поезд и отправиться в Медиоланум. Танцы и оперные арии, на которые приглашают завтра вечером в Ка’Грифони, я вполне могу пропустить; переночую в Медиолануме, послезавтра утром поговорю с профессором Ди Майо и вернусь. На четверг назначен бал во Дворце дожей, и туда я пойду непременно.

Теперь главное, чтобы Ди Майо не укатил куда-нибудь «на гастроли»: он любит поездить по дружественным клиникам с показательными операциями. Впрочем, мы все это любим…

– Родерико, добрый день! – сказала я темному экрану коммуникатора. Что за тьма, сейчас середина дня, час пополудни, спит он, что ли? – Это Нора Хемилтон-Дайер, если можете, ответьте!

Судя по встрепанному профессору, появившемуся на экране через какое-то время, он не спал, но занят был чем-то предосудительным. Да и ладно, пусть его; лишь бы сделал то, что нужно мне.

Все-таки ужасно неудобно жить без секретаря. Вот сейчас мне нужно взять билеты на поезд до Медиоланума, выбрать там себе отель, чтобы переночевать, заказать билет в Оперу – последние лет пятнадцать все это делала Альма, а теперь придется самой.

Ладно; я, конечно, справилась. Но, если предложение Пьетро Контарини будет принято и я поселюсь в Ка’Виченте надолго, Альме Хендерсон тоже придется пересечь океан!

Вот вроде бы недолгое дело, посещение выставки-продажи: час, полтора, ну, много – два. Так почему же я провела там почти пять часов, домой вернулась без ног, но зато приобретя шелка и изделия всех видов, типов и расцветок? А ушла я оттуда одна из первых, между прочим… Ладно, мои покупки привезут завтра, синьора Пальдини уже предупреждена, и они с Марией, моей новой горничной, все разберут, развесят и отгладят. Все завтра, сейчас спа-а-ать…

Мне снилось, что только что я исполнила сложнейшую оперную арию и меня заваливают цветами. Все бы хорошо, но один из букетов настолько тяжел, что придавливает меня к земле, а розы шипами вонзаются мне в плечи. Дернувшись, я проснулась и пискнула от ужаса: прямо перед моим лицом в темноте спальни горели два круглых желтых глаза, а на груди лежала какая-то тяжесть. Я зажгла светильник и обнаружила, что Руди переминается на мне всеми четырьмя лапами, периодически вонзая когти, и неотрывно глядит мне в лицо.

– Кот, ты обнаглел! – рявкнула я, спихивая его на пол.

Руди сел на коврике возле кровати, обернул рыжий хвост вокруг лап и продолжил меня гипнотизировать.