Лицо ангела - [60]

Казалось, воздух вокруг наэлектризовался. Напряжение сквозило в его плотно сжатой челюсти, в том, как бугрились его бицепсы. Все чувства Анджелы были обострены: она смотрела на него, чувствовала его вкус у себя во рту, ощущала его запах.

— Это и есть твоя особенность, не так ли? Превращать мужиков в слюнявых идиотов?

Его голос был грубым и обвиняющим. Ей даже не стоило волноваться, чтобы он захотел то, что было у нее. Он этого очень хотел. Если он и был голоден, то этот голод могла удовлетворить лишь женщина с липкими пальцами и в мокрой кофте. Он уже мысленно пожирал ее, но он не выглядел так, как будто вкус приносил ему хоть какую-нибудь радость. Ему все это очень не нравилось, вот только остановиться он уже не мог. Анджеле уже приходилось видеть, как мужчины пытались совладать со своими примитивными инстинктами. Она наблюдала это всю свою жизнь. Это было своего рода проклятием. Мужчин, хотевших ее, разрывали противоречия, а когда они не справлялись со своей одержимостью, то делали козлом отпущения ее. Отчим всегда пытался сделать ее ответственной за все, даже за ту боль, которую он причинял другим. Это всегда поражало ее, что общество поддерживало особей мужского пола, которые домогались молодых и невинных, и даже если это переходило границы, все равно виноватой оставалась жертва.

«А что нам еще оставалось?» — говорили они. — «Она же была так неотразима».

Неотразима. Это чертово слово было ее крестом. Возможно, они и видели ангела, но в их фантазиях она-то была шлюхой, а наказывали ее и за то, и за другое. Ей пришлось измениться. Она уже просто не знала, как еще избавится от своего лица, своей судьбы, с которой она родилась.

А сейчас он смотрел на нее так же, как и все остальные. Что он видит?

Она не была неотразима. Анджелу воротило от собственной внешности, но еще меньше она могла представить, что он нашел в ней что-то привлекательное. Ее кожа была липкой от сока, а одежда прилипла к телу. Темные волосы были в беспорядке. Она выглядела так, будто только что выползла из ночных джунглей. Хотя, возможно, ему нравились именно такие женщины? Анджела понимала, что хочет чересчур много: что он увидит, кем она является на самом деле, не смотря на внешность, и скажет, что он верит ей. Она не могла убить тех врачей. Такие зверские порывы были не свойственны Анджеле Лоу. Она никогда никого не обижала. Исключением был лишь ее отчим. Она так хотела, чтобы он сказал, что верит ей, и, что он действительно имеет это в виду. Но он не сказал. Она почувствовала разочарование, хотя это, по крайней мере, не имело смысла. Она понимала его так хорошо, даже, возможно, лучше, чем он сам себя. Как она вообще могла усомниться, что он не обвинит ее, как все остальные?

Поднос с едой чуть не перевернулся, когда она отодвинула его. Ее опять обвинили в том, что она пользуется своей внешностью, хотя, она еще даже не приступала. До сих пор она не использовала свою внешность, но сделает это сегодня.

— Тебе лучше прикончить меня сейчас, — сказал он, — потому что, если я освобожусь…

Анджела отдернула влажную кофту от своего тела, и вялая улыбка появилась на ее губах. Она дрожала всем телом. Анджела слизала терпко-сладкое вино с пальцев: она засунула их в рот и вылизала язычком, представляя, будто это тающее мороженное в вафельном рожке. Она чувствовала вкус дыни и апельсина на коже; было что-то еще, что одурманивало ее, возможно, это было вино. Ее рот постоянно наполнялся слюной, странная медлительность закралась в ее движения. Она решила перестать бороться и сдалась, медленно, словно кошка, покачав головой. Ощущения, пожалуй, были приятными, и было уже так легко отправиться в мир сновидений. Она снова окунула пальцы в вино, подбадривая себя. Она была похожа на кошку, собирающуюся вздремнуть.

— Что, черт тебя дери, ты делаешь?

«Кошка» проигнорировала вопрос и моргнула. Внутри коготков было немного липко и этим следовало заняться, чтобы потом продолжить чистить шею и грудь. Разве он не знает, что кошки очень разборчивые животные? Только после того, как она закончила, она встретила его взгляд. Анджела вздрогнула, когда взгляд доктора обжог ее. Это же то, что он и ожидал, не так ли? Так пусть и получает сполна. Пусть сам разбирается, как знает, хоть до потери пульса. А ведь это будет больно, она ведь еще не закончила с ним.

Анджела расстегнула единственную пуговицу на блузке и дала ей сползти с плеч. Она почувствовала прикосновение прохладного ночного воздуха к коже и абсолютную бесшабашность своего поступка. Через минуту она подобрала блузку и отжала ее. Свет керосиновых ламп отражался на ее груди.

— Лучше не развязывай меня, — пригрозил он зло.

Девушка хотела надеть блузку обратно, но теперь передумала. Неукротимая энергия струилась между ними; ее руки ослабли, как будто она была тряпичной куклой. Она наблюдала, как он свирепо посмотрел на нее, конвульсивно сглотнул, и его голова отклонилась назад.

Она представляла, какая внутренняя борьба происходила в нем сейчас. Он был словно человеком, приговоренным к электрическому стулу. Мышцы на его шее поддергивались, как струна под напряжением, а выдохи были прерывистыми. Кожа побелела от напряжения, но он никак не хотел сдаваться. Он варварски разглядывал каждый миллиметр ее голого тела, сделав ее совершенно беззащитной. Капля пота скатилась меж грудей, и она остановила ее пальцами.