Личный фотограф смерти - [39]

Луис не успел повернуться, все так же продолжая стоять спиной и вглядываясь в объектив. Ему и в отражении всё было прекрасно видно.

Ещё он успел судорожно нажать на кнопку, сделав, наверное, лучшую фотографию в своей карьере.

А потом был удар. Грузовик ударил его и вмял в витрину, тут же разлетевшуюся миллионами льдистых осколков.

Скорость его была такова, что, даже влетев в магазин, грузовик остановился не сразу, а проскочив через всё помещение, врезался в прилавок и замер, смяв и сбросив на пол кассовый аппарат, который, в свою очередь, отлетев, задел продавщицу и администратора.

На секунду воцарилась пронзительная тишина, мгновением позже взорвавшаяся чьими-то криками, гудками машин, стонами раненных, топотом и хрустом остатков витрины под ногами.

В магазин начали вбегать люди, кто-то принялся звонить в скорую, другие пытались оказать помощь женщинам, стоявшим возле классовой зоны. Кое-как сами поднялись сотрудницы магазина, спасённые смятым, но выстоявшим прилавком. Продавщица поддерживала руку, её начальница с закушенной губой держалась за бок.

Одну из женщин вытащили буквально из-под колес, другая лежала поблизости, отброшенная крылом грузовика. Ещё одна сидела, прислонившись спиной к искореженным руинам прилавка, она единственная сумела избежать встречи с грузовиком, отскочив в сторону. Руки и ноги у неё были в крови от разлетевшихся словно шрапнель по всему помещению осколков витрины.

За всей этой суетой никто не заметил Луиса, отброшенного в дальнюю часть магазина, к примерочным кабинкам.

Он лежал на спине, раскинувшись, словно просто отдыхает. Но стоило приглядеться получше и становилось понятно, что поза у него неестественная для отдыхающего человека. Правая нога и рука были вывернуты под непридусмотренными природой углами. И если из видимых повреждений были видны только эти, то, то что было отбито и сломано внутри, привело бы в недоумение не одного врача. Невозможно выжить с такими повреждениями.

Но он был ещё жив. Вокруг головы растекался кровавый ореол, а рядом с ним лежала верная и абсолютно целая камера. На ней сохранилась его последняя фотография, Смерть, летящая за ним в виде грузовика. Если бы Луис был в состоянии, он бы неизменно поиронизировал на счёт того, что завтра этот снимок займёт первые полосы газет, под заголовком вроде: "Человек, заснявший собственную смерть». Но сейчас ему было уже всё равно, что произойдёт завтра. Для него оно не наступит.

Широко распахнутые глаза немигающе смотрели в потолок. Тела своего Луис почти не чувствовал, единственным ощущением оказалось то, как воротник пропитывается кровью, прямо как в том, таком далеком сне. Ощущение было неприятное, но скоро пропало и оно.

Луис понял, что умирает, когда мир вокруг начал сужаться. По краям всё темнело, словно он проваливался в глубокий колодец.

«Вот теперь я заплатил. Сполна. Жизнь Денниса в обмен на мою». Эта мысль принесла удовлетворение. Его окатило спокойствием. Всё встало на свои места, и недосказанностей больше не было.

Умирать было обидно, но теперь он хотя бы знал, что за порогом что-то есть. Не абсолютная пустота, в которой растворяешься и исчезаешь, а что-то иное.

Он уходит не безвозвратно.

На этой мысли Луис вздрогнул всем телом и почувствовал, как от этого рывка сжалось что-то внутри, и изо рта потекла струйка крови. Горло начало наполняться кровью, стало трудно дышать, и он уже почти ничего не видел.

Кто же заберёт его душу? Придёт ли кто-нибудь за ней, или его наказание распространится и на неё?

Неужели его душу заставят страдать за то, что он совершил?

Дрожь начала движение по всему телу и Луис понял, что это агония. Конец.

«Нет! Нет, пожалуйста, только не это! Нет», — он отчаянно кричал, но вслух не раздавалось ни звука. Только тихий хрип и бульканье из горла, наполнившегося кровью. — « Я не хочу!»

Его резко рвануло куда-то вниз, хотя тело осталось на месте. В глазах окончательно потемнело, по телу прошла последняя волна судороги, и наконец оно полностью обмякло, расслабившись.

И Луис умер. На этот раз по-настоящему.

Душа билась в своей тюрьме, которой стало мёртвое тело. Клетка из плоти, которая больше не дышит, не чувствует боли. Не живёт.

Выхода нет, впереди томительное и разрушительное ожидание свободы. Тьма и мертвящий, постепенно нарастающий холод её новые сокамерники.

Душа человека, последний раз носившего имя Луиса Мана заходилась в беззвучных для окружающего мира криках, ужас её положения усугублялся тем, что однажды она уже пережила подобное, но была спасена до того, как пострадала слишком сильно, а теперь всё повторяется и от этого ещё страшнее.

Яркая вспышка прорезала антрацитовый мрак, разгоняя его, заставляя съёжиться и расползтись в стороны. Душа потянулась за тёплым лучом, оставшимся после вспышки и почувствовала ни с чем не сравнимый восторг. Она уходила из мёртвой клетки. Вперёд, туда, где её ждала свобода и новое перерождение.

Луис ошибся, когда решил, что его наказание — это наказание для его души. Его карой за спасение того, чьё время настало, была его смерть, в обмен на жизнь спасённого, которую он продлил вопреки предначертанному, а вовсе не страдания души, заточённой в теле. Его не бросили, за ним пришёл напарник, второй человек в этом городе, занимающийся сбором душ. Это была не та встреча, на которую рассчитывал когда-то Луис, но она оказалась во сто крат лучше.