Личные воспоминания о Жанне д'Арк сьера Луи де Конта, её пажа и секретаря - [19]

В этом внезапном глубоком молчании, сменившем оживленную беседу, было нечто торжественное и значительное. Вошел слуга и что-то тихо доложил правителю, а тот сказал:

— Хотят видеть меня?

— Да, ваша милость.

— Хм! Странное желание… Введи их!

Это была Жанна со своим дядей Лаксаром. В присутствии стольких высоких особ у бедного старика душа ушла в пятки, и он остановился посреди комнаты, не решаясь подойти ближе; он мял в руках свой красный колпак и смиренно кланялся на все стороны, оторопев от страха. А Жанна смело прошла вперед и остановилась перед правителем. Она узнала меня, но не подала виду. По залу пронесся шепот восхищения, и сам правитель пробормотал: «Экая красотка, клянусь Богом!» Он внимательно оглядел ее и спросил:

— Чего ты хочешь, дитя?

— Я послана к тебе, Робер де Бодрикур, правитель Вокулёра, и вот зачем: пошли сказать дофину, чтобы он не спешил давать бой неприятелю, ибо Бог скоро пошлет ему помощь.

Эта странная речь вызвала общее изумление, и многие зашептали: «Бедняжка сошла с ума!» Бодрикур сказал, нахмурясь:

— Это что еще за вздор? Королю — или, по-твоему, дофину — таких напоминаний не надо, он и так не поспешит, этого бояться не приходится. И это все, что ты хотела мне сообщить?

— Еще вот что: прошу тебя, дай мне охрану и пошли к дофину!

— Зачем?

— Чтобы он сделал меня своим полководцем, ибо мне суждено прогнать англичан из Франции и возложить корону на его главу.

— Тебе? Да ведь ты ребенок!

— И все же именно мне суждено это свершить.

— В самом деле? А когда же это должно произойти?

— Он будет коронован в будущем году и после этого будет царствовать во Франции.

Все громко захохотали, а когда смех утих, правитель спросил:

— Кто прислал тебя с этой диковинной вестью?

— Мой повелитель.

— Кто?

— Царь Небесный.

Многие опять зашептали: «Бедняжка! Она помешана!»

Правитель подозвал Лаксара и сказал:

— Эй, ты! Уведи эту помешанную девчонку домой и высеки хорошенько. Это будет самое лучшее лекарство от ее хвори.

Уходя, Жанна обернулась и сказала просто:

— Ты отказываешься дать мне солдат, а ведь это веление Бога, это он послал меня. Поэтому мне придется приходить еще и еще, и ты наконец дашь мне солдат.

После ее ухода все долго говорили о ней и изумлялись. Стража и слуги рассказали о ней горожанам, а те — деревенским. Когда мы вернулись, Домреми жужжала, как пчелиный улей.

Глава VIII. Почему смолкли насмешки

Люди повсюду одинаковы: они поклоняются успеху и презирают неудачника. Деревня сочла, что Жанна опозорила всех своей нелепой выходкой и постыдной неудачей. Все злые языки занялись ею и принялись изливать на нее потоки яда и желчи. Будь это не языки, а зубы, не уцелеть бы бедной Жанне. Кто поносил ее, а кто и того хуже — подымал на смех; ее без устали донимали насмешками, не давали проходу зубоскальством. Ометта, Маленькая Менжетта и я остались ей верны, но остальные ее друзья не устояли и начали сторониться ее; они стыдились показаться рядом с ней и боялись заодно с ней попасть под град насмешек. Она втихомолку плакала, но на людях не пролила ни одной слезинки. На людях она была неизменно спокойна и не выказывала ни обиды, ни раздражения. Казалось, это должно было смягчить ее недругов, но не тут-то было. Отец ее был так раздражен, что не мог спокойно говорить об ее безумном намерении: идти воевать, точно мужчина. Незадолго до того ему приснилось, будто она уходит на войну; с ужасом вспоминая этот сон, он клялся, что не допустит такого срама и лучше велит ее братьям утопить ее, а если они откажутся — сделает это собственными руками.

Однако ничто не поколебало ее решимости. Родители стерегли ее день и ночь, чтобы она никуда не отлучалась из деревни, но она говорила, что час еще не настал, а когда настанет, никому не удастся ее устеречь.

Так прошло лето. Увидя, что она тверда в своем намерении, родители с радостью ухватились за возможность выдать ее замуж и тем положить конец ее мечтаниям. У Паладина хватило наглости заявить, что она давно уже дала ему слово, и теперь он требовал выполнения этого обещания.

Она сказала, что это ложь, и отказалась идти за него замуж. Церковный суд города Туль призвал ее к ответу за нарушение обещания. Когда она отказалась от защитника и пожелала защищать себя сама, родители и все недоброжелатели очень обрадовались, заранее считая ее дело проигранным. И в самом деле — кто мог ожидать, что шестнадцатилетняя крестьянская девушка не растеряется и не онемеет от страху, впервые в жизни оказавшись перед многоопытными законниками, в торжественной обстановке суда? Но все они ошиблись.

Они поспешили в Туль полюбоваться ее испугом, смущением и неизбежным позором, однако ожидания их не оправдались. Она держалась скромно и спокойно и ничуть не смущалась. Она не попросила вызвать свидетелей и пожелала только задать вопросы свидетелям обвинения. Когда они дали свои показания, она доказала в немногих словах, как они сбивчивы и неубедительны, а потом снова потребовала Паладина на свидетельское место и сама принялась его допрашивать. Ее искусно поставленные вопросы в пух и прах разбили его прежние показания. Явившись в суд во всеоружии лжи и клеветы, он предстал теперь в неприглядной наготе. Его адвокат начал было речь, но суд отказался выслушать его и отвел иск, добавив к своему решению несколько слов в похвалу Жанне, которую он назвал «диковинным ребенком».