Личные воспоминания о Жанне д'Арк сьера Луи де Конта, её пажа и секретаря - [102]

И разве эти по видимости бесплодные заседания не дали совсем уж никаких результатов? Этого нельзя сказать. Трибунал все-таки нащупал почву и отыскал кое-какие, еле заметные, следы, которые могли привести их к желаемому результату. Например, мужская одежда или видения и Голоса. Никто не сомневался в том, что она видела неземных существ, что они говорили с ней и наставляли ее. Никто не сомневался, что с их помощью Жанна творила чудеса, — с их помощью она узнала в толпе короля, которого никогда раньше не видела, и нашла волшебный меч, зарытый под алтарем. Сомневаться в этом было бы нелепо, — всем известно, что вокруг нас роятся демоны и ангелы, и что они видимы либо колдунам, либо безгрешным праведникам. Но многие пожалуй, большинство — сомневались в том, что видения, и Голоса Жанны, и свершенные ею чудеса исходили от Бога. Надеялись со временем доказать, что они исходят от дьявола.

Вы видите теперь, что суд упорно возвращался к этим предметам и разбирал их снова и снова не ради препровождения времени — тут была вполне определенная цель.

Глава IX. Жанне предсказано избавление

Следующее заседание состоялось в четверг, 1 марта. Присутствовало пятьдесят восемь судей, остальные отдыхали от трудов.

Как всегда, от Жанны потребовали присяги без оговорок. На этот раз она не выказала раздражения. Она крепко надеялась на уговор не выходить за пределы обвинительного акта — уговор, который Кошон всячески силился обойти; поэтому она просто-напросто отказалась присягать — решительно и твердо, но тут же честно пообещала:

— Зато обо всем, что упомянуто в обвинительном акте, я скажу всю правду, как сказала бы самому папе.

Вот еще удобный повод для судей! У нас в то время было два или три папы, но, конечно, только один из них мог быть настоящим. Каждый благоразумно обходил вопрос о том, который из них настоящий, и избегал называть папу по имени: входить в такие подробности было опасно. А тут представлялся случай поймать несведущую девушку в западню, и неправедный судья не преминул им воспользоваться. Он спросил рассеянно и небрежно.

— Кого ты считаешь истинным папой?

Зал насторожился и ждал ее ответа с глубоким вниманием; все ждали, что жертва сейчас попадется в капкан. Но ответ был таков, что посрамленным оказался судья, а многие из присутствующих исподтишка засмеялись. Жанна спросила таким невинным тоном, что даже я был введен в заблуждение:

— А разве их два?

Один из преподобных судей, известный своей ученостью, а также пристрастием к божбе, произнес почти на весь зал:

— Клянусь Богом, мастерский удар!

Оправившись от смущения, судья снова пошел на приступ, но благоразумно оставил вопрос Жанны без ответа:

— Верно ли, что ты получила письмо от графа Арманьяка,[34] где он спрашивал, которого из трех пап надо признавать?

— Да, получила; и ответила ему.

Копии письма и ответа были тут же прочитаны. Жанна сказала, что копия ее ответа не вполне верна. Она сказала, что письмо графа пришло, когда она садилась на коня, и добавила:

— Я продиктовала несколько слов в ответ и сказала, что постараюсь ответить ему подробно из Парижа или откуда-нибудь еще, как только выдастся свободный час.

Ее снова спросили, которого из пап она признает за истинного.

— Я так и не написала графу Арманьяку, которого из них надлежит слушаться. — И она добавила с бесстрашной прямотой, которую так приятно, так отрадно было услышать в этом вертепе лжи и лукавства: — Но мне думается, следует признавать того, который в Риме.

Этот вопрос пришлось оставить. Затем огласили копию первого письма, продиктованного Жанной, — ее обращение к англичанам, где она предлагала им снять осаду Орлеана и уйти из Франции, — поистине прекрасное и мудрое послание, удивительное для неопытной семнадцатилетней девушки.

— Ты признаешь, что сочинила послание, которое было только что прочитано?

— Да, но в нем есть ошибки: получается, что я всюду ставлю себя на первое место. — Я понял, в чем дело, и смутился. — Вот, например, я не говорила: «Сдавайтесь Деве» (rendez a la Pucelle), я говорила: «Сдавайтесь королю» (rendez au Roi). И я не именовала себя главнокомандующим (chef de guerre). Эти изменения сделал, наверное, мой секретарь, а может быть, он меня не расслышал или не все запомнил.

Говоря это, она не смотрела на меня, не желая меня смущать. А я тогда все отлично расслышал и ничего не забыл. Я намеренно сделал некоторые изменения: она ведь действительно была главнокомандующим и имела право так себя называть; значит, так было правильнее; а сдаваться королю уж никто не стал бы — он тогда ничего не значил. Если бы стали сдаваться, так только Вокулёрской Деве, — о ней уже шла громкая молва, хотя она еще не нанесла врагу ни одного удара.

Плохо мне пришлось бы, если бы беспощадный трибунал узнал, что тот самый писец, которому она все диктовала, — секретарь Жанны д'Арк, находится среди них и даже участвует в составлении протокола; больше того что ему суждено в будущем свидетельствовать против лжи и искажений, внесенных туда Кошоном, и предать действия суда вечному позору!

— Итак, ты признаешь, что продиктовала это послание?