Личные обстоятельства - [13]

Все это я тебе вон как долго рассказываю, а на самом деле это продолжалось не больше полминуты. Прежде чем мы вмешались, Джеку удалось упереться ногами а грудь Джордже и отшвырнуть его, он полетел вверх тормашками на пол. Тогда я крикнул Джеку, чтобы немедленно объяснил, почему он в доме, и Джек, продолжая сидеть, ответил: «Бесполезно, я же сказал. Сам посмотри», — и толчком распахнул дверь. Мы посмотрели на улицу и поняли почему.

— Туман, — пробормотал Мильтон.

Чтобы описать туман, Шериф поднялся с лавки.

— Представь себе молочное море. Перед самым домом. Языки прилива норовили проникнуть в наш хлев. Мы вышли наружу осторожно и остановились в двух шагах от порога, чтобы не потонуть в этом молочном море. Мы с трудом различали друг друга, а ведь мы стояли в ряд, локоть к локтю. Впереди, перед собой, мы не видели ничего. Мы переступали ногами, чтобы убедиться, что под нами не облака, а твердая опора. — Он грузно опустился на скамью и продолжал: — Кобра захохотал, вернулся в хлев, поднял охапку хвороста и, выйдя, швырнул ее в пасть туману. Мы не слышали, чтобы хворост упал на землю.

Сколько они ни напрягали слух, стараясь не дышать, они не улавливали ни звука. Стычка между Джорджо и Джеком была забыта. Часы Джорджо показывали без малого пять. Все сошлись на том, что ни о каком нападении нет и не может быть речи. Им больше нечего здесь делать, нужно немедленно возвращаться в Манго. «Братцы, — сказал Шериф, — кратчайший путь по гребню, да и дорогу мы назубок знаем. Но в таком тумане верхняя дорога опасна: она проходит по острому, как бритва, гребню, а скаты крутые. В таком тумане недолго оступиться. Я не говорю, что, кто оступится, тот обязательно разобьется, но ему несдобровать. Он покатится вниз и не остановится, пока не докатится до берега Бельбо, а до него сверху два километра. Бот я и предлагаю спуститься потихонечку до середины склона и выйти там на среднюю дорогу: она хоть и длиннее, зато свалиться с нее можно только в одну сторону. Пойдем по средней дороге, а как поравняемся с Вышкой Кьярле, вернемся на гребень. Начиная оттуда, дорога не так опасна, там справа и слева луга идут и только потом — обрывы».

Его послушались, и вот они, переступая медленно, со всей осторожностью, спустились до середины склона. Дорогу они нашли, ползая на коленях, и по ней зашагали быстрее, хотя туман был все такой же густой. Потом чудом выбрались на тропинку к Вышке Кьярле и снова поднялись на гребень.

— Прикинь, — сказал Шериф, — у нас ушло три часа на дорогу, которая обычно занимает час.

— А Джорджо вы где потеряли?

— Не знаю. Но повторяю тебе, он сам отстал. Думаю, он откололся в начале средней дороги. Не тревожься, Мильтон, я догадываюсь, где сейчас Джорджо. Сидит себе в тепле на какой-нибудь ферме, и ему подают завтрак под звон монет. У него всегда полно денег, иной раз у него одного их больше, чем в кассе отряда. Папаша снабжает его монетами, как будто это мятные лепешки. Уж я-то знаю, как устраивается Джорджо. Он просит глубокую миску горячего, только что с огня, молока и, поскольку сахара теперь нет, распускает в молоке несколько полных ложек меда. Потому и не услышишь никогда, чтобы он кашлял или хотя бы перхал, а наш брат душу выкашливает. Не тревожься, Мильтон, видишь, я спокоен, а ведь я отвечаю за группу. Не волнуйся, к полудню ты его увидишь в деревне.

— В полдень я собирался уже быть в Треизо, — сказал Мильтон. — Я обещал Лео.

Шериф махнул рукой.

— Ну, так вернешься позже, какая тебе разница? А какая разница Лео? Перекличек у нас не бывает, в этом тоже преимущество партизанской жизни. Иначе мы бы ничем не отличались от королевской армии, а уж это, извини, не дай бог. — И добавил: — У нас счет на пяди идет, зачем тебе миллиметровая точность?

— Я на пяди не меряю…

— Значит, и ты теперь равняешься на окаянную армию?

— Армией я сыт по горло, но это не значит, что я должен опаздывать.

— Тогда приходи к Джорджо в другой раз.

— Мне нужно поговорить с ним как можно скорее.

— А почему такая спешка? Что за важную новость ты ему собираешься сообщить? Может, у него умерла мать?

Мильтон повернулся к двери, и Шериф спросил:

— А сейчас-то ты куда?

— Я на минутку, посмотрю, как там туман.

Внизу, в лощине, туман шевелился, будто его медленно месили гигантскими лопатами. За какие-нибудь пять минут в глубине открылись скважины и разрывы, в которых проступили небольшие участки земли. Земля показалась Мильтону далекой-далекой, черной, словно задохнувшейся. Гребни холмов и небо по-прежнему были плотно затянуты, но еще полчаса — и просветы забрезжут и наверху. Какие-то птицы пробовали голоса.

Он просунул голову в дверь. Шериф, похоже, снова заснул.

— Шериф, ты ничего не слышал по дороге?

— Ничего, — с готовностью ответил тот, не поднимая лежащей на руках головы.

— Я имею в виду среднюю дорогу.

— Да нет, ничего.

— Совсем?

— Говорят тебе, ничего! — Шериф злобно вскинул голову, но с голосом все-таки совладал. — В первый раз вижу тебя таким дотошным. И уж если тебе нужна точность, скажу, что мы слышали, как пролетела птица. Верно, потеряла гнездо и пыталась найти его в тумане. Все. А теперь дай мне поспать.