Личное дело женщины-кошки - [7]

Держа в руках листочек с адресом, Настя вышла на нужной станции метро, свернула направо, налево, вошла в просторный двор и вдруг ощутила беспокойство. Что-то было не так! Она же никогда ранее не бывала тут и тем не менее великолепно знала, что из холла крайнего подъезда вверх ведут три ступеньки, одна со щербинкой, а перила покрывает диковинный орнамент из виноградных листьев. Настя будто ощутила под пальцами резьбу и вздрогнула, из одной «лозы» торчал гвоздик. Хорошо знакомым казался и широкий квадратный двор, вот только раньше здесь не было кованых лавочек, садик украшали простые деревянные скамейки. Подавленная накатившими воспоминаниями, девушка в растерянности стояла у входа в дом, а потом, несмотря на то что ей следовало пересечь двор и идти дальше, вошла в подъезд.

В холле не было консьержки, очевидно, она отлучилась. Настя решила подняться по лестнице, пошла наверх и столкнулась с девочкой, которая несла на прогулку собачку.

– Осторожней, девушка, – предупредила та, – не держись за перила, из них гвоздь торчит! Мама руку поранила, папа хотел его забить, но консьержка не позволила. Такой вопль подняла! «Только въехали, а уже свои порядки устанавливаете. Да этот гвоздь здесь с основания дома! Не смейте по резным перилам молотком дубасить! Ща старшего по подъезду кликну». Во дура! Говорила же мама папке: «Давай купим собственный дом, еще неизвестно, какие соседи попадутся». Но отец уперся, хотел в историческом центре жить! И чего? Мать-то права! Вокруг одни психи! Гвоздь убрать не разрешают, он им, видите ли, дорог как память!

Девочка продолжала возмущаться, у Насти начала кружиться голова. Она побежала вниз, вышла на воздух, сделала пару вдохов, и тут из подъезда вышла девочка лет восьми-девяти с мусорным ведром в руке. Несмотря на холодный, вьюжный день, она была в легком спортивном костюме, ноги ее были обуты в пластиковые сланцы.

– Катя! – донесся сверху крик. – Немедленно вернись и надень пальто! Катерина!!!

Девочка фыркнула и понеслась в дальний угол двора, где стояли железные баки. Внезапно Настя как будто ощутила лед под ногами, за шиворот посыпался снег, в правой ладони была зажата холодная никелированная ручка, а по бедру било ведро. Все, больше Настя ничего не помнила.

Очнулась она у себя дома, снова, как десять лет назад, у ее постели сидела Зоя Андреевна.

– Доченька, – всхлипнула она, – ты как?

– Что со мной? – тихо спросила Настя.

– Ерунда, – вытирая слезы, ответила мать, – просто ты переутомилась, вот и упала в обморок. Светочка тебя в гости ждала, ждала, потом сообразила: что-то случилось, побежала к метро, а ты в проходном дворе лежишь. Слава богу, ничего не сломала!

– Мама, – резко спросила Настя, – кто я?

– О боже! – ужаснулась Зоя Андреевна. – Только не это! Неужели у тебя опять началась амнезия?

– Нет, – быстро ответила Настя, – наоборот, я все вспомнила.

– Что? – посерела Килькина.

– Свое детство, – задумчиво протянула Настя, – отца, мачеху, бабушку, кота Бублика. Я в тот день не послушалась Таню, вышла во двор почти голышом, подняла ведро и… конец. Очнулась в палате, ты рядом, на табуретке. Скажи, ведь моя фамилия Медведева? И я не твоя родная дочь? Так?

Зою Андреевну заколотило в ознобе.

– Ну и чушь ты несешь, – прошептала она.

– Врешь! – резко сказала Настя. – И мне больше лет! Я потеряла сознание у помойки на следующее утро после празднования моего десятилетия, мне не восемнадцать, а все двадцать. Вот почему я так отлично успевала в школе, просто уже один раз учила материал! Прошла программу первых классов во второй раз! Ну, мне пора!

– Куда ты? – одними губами спросила Зоя Андреевна.

– К отцу! – лихорадочно засуетилась Настя, вскакивая с кровати. – Представляю, как он волнуется. Да и бабушка Елена Сергеевна с ума сходит! Интересно, Бублик еще жив?

– Кто? – прошептала Килькина.

– Мой любимый кот, – ответила Настя, – ты вот не разрешала мне заводить животных, говорила про свою аллергию, а Таня, хоть и мачеха, купила Бублика. Я ее не любила из-за мамы.

– Кого? – лепетала Зоя Андреевна.

Настя бросилась к гардеробу, натягивая на ходу джинсы, она сказала:

– Моя мама умерла, Таня вышла замуж за папу, но я категорически не желала дружить с мачехой, все ее действия в штыки принимала, считала ее притворщицей. А вот сейчас сообразила: она меня любила, воспитывала! И в тот день я не надела шубку и сапоги из чистой вредности.

Зоя Андреевна заплакала, но Настя не стала ее утешать.

– Зачем ты мне врала? – сурово спросила она.

– Я никогда не лгу, – слабо засопротивлялась Зоя Андреевна.

Настя расхохоталась и убежала.

Таня замолчала и уставилась на меня.

– Дальше что? – спросила я.

Медведева сжалась в комок.

– Ничего. Настя в подробностях описала свою комнату в нашей квартире: где, что и как стояло. Рассказала массу деталей, известных лишь членам семьи. Представляешь, она, оказывается, будучи второклассницей, полезла в мой шкаф, хотела надушиться. Я не разрешала ей брать ни косметику, ни парфюмерию. Вовсе не из вредности или жадности, а из соображений здоровья, у ребенка могла возникнуть аллергия и…

– Не оправдывайся, – остановила я Таню, – тысячи родных матерей не подпускают детей к своим шкафам.