Лицей 2020. Четвертый выпуск - [12]

Испытывалось всё. И либо удерживало форму, либо деформировалось в тисках Баканова, ровно отмеривающих соответствие номинального — фактическому. Договора он знал назубок, а знанием мог охомутать любого.

У многих перехватывало дыхание от одного лишь взгляда на неизменно застёгнутую пуговицу накрахмаленного воротника сорочки.

— Да что ты за человек! Ясно сказала женщина: нет твоей посылки…

— Проверьте, пожалуйста.

— Так-с… а почему извещение не подписано?

— Я подписываю извещение тогда, когда получаю отправление и убеждаюсь в его сохранности.

— Давайте без принципов. Расписывайтесь.

— Встал колом, ненормальный!

— Чувак, я надеюсь, твоя посылка того стоит. У меня есть шутка про «Почту России». Но до тебя не дойдёт.

— Посылка здесь, почему-то лежала отдельно на прилавке… Так-с, Вер, а почему эта на прилавке?

— Я подписываю извещение тогда…

— Молодой человек!

— Давайте дальше, а?! До закрытия пятнадцать минут, я стою уже час, ну в самом деле!..

Баканов правил.

Его голос вызывал зудение слизистых и мышечные спазмы. Его редеющая с макушки соломенная шевелюра казалась не производной от несовершенной человеческой природы, а тонзурой, данной свыше. Баканова узнавали по дёрганью щеки, что одинаково распространялось и на остывшее фрикасе в университетской столовой, и на любого, кто заявил бы, что грех есть моральный выбор, а не болезнь духа.

Он вчитывался в договоры оферт и пользовательские соглашения.

Принимал все входящие, выслушивал, уточнял, поддерживал беседу даже с продавцами минеральных удобрений для суккулентов и по предложениям микрокредитов. Он заполнял никому не нужные анкеты. Строчил исчерпывающие отзывы там, где пустота считалась нормой, и тьма была над бездной, и ни один здравомыслящий творец не задумался бы оставить след свой. Его узнавали в службах техподдержки сотового оператора и интернет-провайдера. О, это было легендарное исключение из правил: абонент-бухтила, которому ни в коем случае нельзя подключать услуги без предварительного извещения. Аудиокомпиляцией его жалоб, имитирующей Идеального Недовольного, тестировали сервисников-новобранцев…

Баканов стопорил жернова систем.

Его обожали библиотекари и ценил девяностодвухлетний замдекана — как старосту группы.

Один проницательный профессор, читающий курс конфликтологии, заметил Баканову в приватной беседе: «Ваша несносная для прочих корректорская поза проистекает от неумения находить границы допустимого. А оно следует из того, что вы не знаете контекстов. Контекст — почва приемлемости. Там, где любой плюнет и разотрёт, вы броситесь доказывать, мол, персики не азербайджанские, а армянские; что можно выйти к станции метро, пересекая не три, а две улицы… Вы награждены стремлением великого идеалиста, Баканов, но лишены приборов навигации, поэтому вас несёт туда, куда не стоит соваться. Ибо за вашими пустяками прячется сущее ничто. Обретите же свою личную цель, а с нею и границы…»

Баканов же отвечал тирадою, которую — как и по вышеприведённым случаям — исключено размещать здесь. Даже если это ставит под угрозу правдоподобие персонажа — пусть! — мы заодно признаем и раздражающую рафинированность изложения. Но всё-таки не будем рисковать терпением читателя, которого и так ежедневно угрожает раздавить суконная волокита.

Иные лица, совершенно третьи для этой истории, в отличие от собеседника мудрого, Баканова поколачивали. Насилие он превращал в бумажные стопки для участкового в отделении милиции. Студент стряпал заявление так, что любо-дорого смотреть. Язык высовывался от усердия меж распухших губ. Заключение травматолога с описью ссадин и ушибов маячило перед носом правоохранителя. Но затем и некому было покачать головой в обиде, когда сии труды мигом переправлялись в мусорную корзину…

Баканов обладал каллиграфическим почерком и бездной терпения.

В особенный день Баканов должен был осенить своей подписью извещение о получении отправления в одном из отделений «Почты России».

В этот день соразмерности терпение было исчерпано, а границы вновь подвергнуты испытаниям.

— Так-с… проверяйте.

— Упаковка вскрыта. На коробке надрезана липкая лента, вот здесь, смотрите. Вы должны позвать начальника отделения. И составить специальный акт.

— Где надрезана? Ага… Так это не беда, молодой человек. Подписывайте.

— Нет, подождите. Зачем вы вскрывали мою посылку?

— А с чего взяли, что мне это надо?! Её могли раздербанить на таможне. Дайте глянуть: откуда? — а, Китай, небось «Алиэкспресс». Ну, и чего надо? На таможне её вскрыли! Или потрепала сортировочная. Не задерживайте очередь, проходите уже…

— Чувак, ты ломаешь меня полностью. Отойди, замутим селфик.

— Как я могу подписать извещение, если получил отправление не в сохранности? Да ещё при сомнительных обстоятельствах. Почему посылка лежала вот так запросто? И упаковка повреждена, вы видите?

— Значит, так! Вот посылка. Радуйтесь, что нашлась. Я вообще её могла не найти. Выкинуть. Всучить другому.

— Упаковка повреждена. Сейчас я извлеку товар и оценю возможный ущерб. А пока — позовите, пожалуйста, начальника.

— Вы пропустите меня или нет?!

Баканов впервые решил заказать обувь в интернете. С великой тщательностью были подобраны ботинки для увядающей петербургской осени. Время перемен всё-таки. Старое вымерло, новое не грянуло, разложение, упадок, и продраенное небо, уже не столько от осадков, сколько от рекурсивных обывательских перетираний этой погоды, и тоскливая слякоть, и бурая куча листьев…