Лицей 2019. Третий выпуск - [23]

Шрифт
Интервал


Перед самым носом пролетает жёлтый трамвай. Вот чёрт! Осторожнее бы надо… С оглядкой перехожу дорогу. Мне почему-то всегда казалось, что попасть под трамвай страшнее, чем под любой другой вид транспорта. В том смысле, что если автобус или легковушка тупо сбивают несчастного, то трамвай непременно затягивает под своё паучье нутро — волочёт и медленно, жутко изничтожает.

Надо бы поесть. Холод и голод хорошо рифмуются, но скверно действуют на рассудок. Сворачиваю в университетский сквер, отороченный низкорослыми ржавыми елями. Самое время подсчитать деньги. Когда некуда пойти, когда тело сжимается единой судорогой, чтобы согреться, приятно думать, что в твоём кармане есть несколько мятых бумажек и горсть мелочи. Счистив снежную шапку рукавом, сажусь на ближайшую лавочку, перебираю бумажки — негусто; мелочь не трогаю, заглядываю в пачку — три сигареты и один пожухлый бычок с прошлого дня. Жить можно. Гляжу по сторонам. Не так уж далеко я забрёл: призрачные гудки со стороны вокзала всё ещё зовут меня…


Через дорогу — магазин «Книжный мир», выстроенный в духе современной архитектуры, из стекла и железа. Вывеску так и не сняли. Раньше я частенько тут бывал, пока книжный магазин не превратился в торговый центр со всякого рода отделами и общепитом. Брал интересную книжку, садился на мягкий диван у прозрачной стены и нередко зачитывался до закрытия. Милые консультантки в форменных синих юбочках, обычно из студенток, не очень-то меня жаловали. По долгу службы им приходилось говорить скучные вещи: что здесь не библиотека, что если выбрали, то нужно купить… К чему это я? Зачем этот словесный зуд в костяном шаре, прикрытом нелепой шапочкой? Почему мысль идёт на поводу у зрения, когда всем своим существом я нахожусь в привокзальном кафе: отхлёбываю чай, глажу, точно сухую траву, девичьи волосы, наказываю обидчика, слушаю мучительные гудки поездов, зовущие не куда-нибудь — домой, за сотни вёрст, кривыми заснеженными путями… Зачем я сижу здесь один, в центре города, среди незнакомых и чуждых мне людей? Мне холодно, одиноко. Пожалуй, я уже достаточно долго страдаю и мёрзну, чтобы выкушать шкалик дешёвой водки. Небо молчит, совесть по-прежнему безмолвствует. Хм… Вот она — цель! Теперь-то я в силах собраться в живой мускул, в силах хоть немного приглушить январскую пустоту идеей, стать мигающей точкой на экране вселенского навигатора.

Смотрю на ботинки, по щиколотку занесённые снегом.


Незаметный, спрятанный во дворах продуктовый магазинчик с облезлой дверью — артефакт советской эпохи. Его посетители — странные люди с ускользающей идентичностью и пенсионеры, живущие неподалёку в монументальных сталинках. Всегдашняя продавщица тёть Зина — крупная женщина с принципами и чёрным барашком на голове. Когда я прихожу за водкой, она, следуя параноидальному кодексу, первым делом спрашивает у меня паспорт, а уж потом — как дела, учёба и «эх, жизнь, жизнь». Продвигаясь по знакомому маршруту, я испытываю лёгкую аритмию, как перед театральным показом. И чем ближе к магазину, тем меньше мне хочется свернуть, пройти мимо, и приходится выдумывать что-то новое о несуществующем родственнике, ветеране чеченской войны, заглушающем водкой ноющую душевную боль. Я не раз себя спрашивал: ну на кой тебе эти фантазии, почему именно сюда, мало ли поблизости магазинов? И не находил ответа.

История с ветераном складывается на редкость удачно — вот уже виднеются угол дома с обледеневшей водосточной трубой, заснеженные фигуры пенсионеров с пакетами и клюками, — осталось лишь добавить в новый рассказ щепоть сантиментов, подытожить концовку безотрадностью моей миссии и невозможностью что-либо изменить. Да, как-то так…

Останавливаюсь. Вижу, что пенсионеры идут, печально похрустывая снежком, — от запустенья, от запертой красной двери, схваченной узкой металлической скобой и запечатанной навесным замком. Обломатушки, значит: прикрыли магазинчик. А жаль. Какую историю выдумал для тёть Зины!.. Что ж, придётся идти за водкой в другое место. Там хоть и хреново с человеческим фактором, без душевности, зато выбор богатый.


Иду и думаю, что не прочь бы теперь зайти в гости к своему вымышленному герою. Наверняка он живёт в одном из этих дворов, в какой-нибудь убогой малосемейке: лежит на диване с включённым телевизором, дремлет. Просыпаясь, смотрит вполглаза на экран, плюётся, матерится сквозь зубы, идёт на кухню покурить, ставит на газ чайник, подолгу глядит в окно. Раз в месяц к нему приходит почтальонша с пенсией, разведённая женщина за сорок с усталыми, некогда голубыми глазами. Ветеран, прихрамывая, плетётся к двери. Не глядя, точно рекламные листовки, берёт у неё деньги и вежливо приглашает на чай. Обычно почтальонша отказывает, кивая на тяжёлую рабочую сумку, но иногда остаётся. Тогда, усадив гостью за стол и налив чая, ветеран начинает рассказывать о своей книге, которую пишет вот уже десять лет, — нет, не о войне, о сибирской природе, о деревне, о детстве. Название книге он уже придумал — «Летние сны». Когда рассказывает, размашисто жестикулирует, пытаясь подобрать точные по смыслу слова, чтобы выразить суть книги. В эти минуты он счастлив. Женщина с тревогой наблюдает за непроизвольными махами его жилистых, покрытых шрамами рук, парящих над хрупким фарфором, но слушает внимательно, с интересом. Возможно, со временем они полюбят друг друга и родят хорошенького ребёнка, как знать…


Еще от автора Анастасия Разумова
Ни ума, ни фантазии

Представьте себе, что вы держите в руках книгу (или она смотрит на вас с экрана — сейчас это не важно): она лохмата, неопрятна, мерехлюндит, дышит перегаром, мутнеет, как на свидании, с неловкостью хохочет, мальчишится: ей стыдно что она — такая — и беззащитна под чужими взорами. С ней скучно ехать в электричке, ей нечего рассказывать о себе (у неё нет ни ума, ни фантазии), но как у всякой книги — единственная мысль пронзает её ранимый корешок: «Пожалуйста, откройте». Но упаси вас Бог — не надо.


Дрожащий мост

Переживший семейную трагедию мальчик становится подростком, нервным, недоверчивым, замкнутым. Родители давно превратились в холодных металлических рыбок, сестра устало смотрит с фотографии. Друг Ярослав ходит по проволоке, подражая знаменитому канатоходцу Карлу Валленде. Подружка Лилия навсегда покидает родной дом покачивающейся походкой Мэрилин Монро. Случайная знакомая Сто пятая решает стать закройщицей и вообще не в его вкусе, отчего же качается мир, когда она выбирает другого?


Русский бунт

Неловко влюблённый, облажавшийся в музыкальной карьере, Шелобей сидит и варится в котле Москвы. У него есть друзья, но они такие же затюканные жизнью романтики и алкоголики, так и не выросшие оболтусы и думальщики. Всё меняется, когда Шелобей выходит в подъезд покурить на шкафу и встречает там Толю Дёрнова: странный пацан, помешанный на Внутренней Сибири и анархии, возвращает давно забытый дух бунта. Всё меняется. Или ничего не меняется?


Рекомендуем почитать
Тайный голос

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ответ на письмо Хельги

Бьяртни Гистласон, смотритель общины и хозяин одной из лучших исландских ферм, долгое время хранил письмо от своей возлюбленной Хельги, с которой его связывала запретная и страстная любовь. Он не откликнулся на ее зов и не смог последовать за ней в город и новую жизнь, и годы спустя решается наконец объяснить, почему, и пишет ответ на письмо Хельги. Исповедь Бьяртни полна любви к родному краю, животным на ферме, полной жизни и цветения Хельге, а также тоски по ее физическому присутствию и той возможной жизни, от которой он был вынужден отказаться. Тесно связанный с историческими преданиями и героическими сказаниями Исландии, роман Бергсвейна Биргиссона воспевает традиции, любовь к земле, предкам и женщине.


Спецпохороны в полночь: Записки "печальных дел мастера"

Читатель, вы держите в руках неожиданную, даже, можно сказать, уникальную книгу — "Спецпохороны в полночь". О чем она? Как все другие — о жизни? Не совсем и даже совсем не о том. "Печальных дел мастер" Лев Качер, хоронивший по долгу службы и московских писателей, и артистов, и простых смертных, рассказывает в ней о случаях из своей практики… О том, как же уходят в мир иной и великие мира сего, и все прочие "маленькие", как происходило их "венчание" с похоронным сервисом в годы застоя. А теперь? Многое и впрямь горестно, однако и трагикомично хватает… Так что не книга — а слезы, и смех.


Автомат, стрелявший в лица

Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…


Сладкая жизнь Никиты Хряща

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Контур человека: мир под столом

История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.