Лицей 2018. Второй выпуск - [14]

— А что с ним?

— Да хрен его знает. Писем не пишет.

Теперь Кузьма понял: мужичок показался ему знакомым, потому что у всех прошедших эту войну был общий отпечаток стыда, разочарования и гнева. Особенно гнева — на огромный безмолвный народ, который они пошли защищать на передовую.

— Выпьем? — предложил Кузьма.

— Пошли, — согласился Павел.

Они отправились в дом Кузьмы, закрылись в одной из комнат, которая уже несколько лет была никому не нужна, и принялись пить и разговаривать. Так пролетело дня три. Петрович иногда стучал и проверял, живы ли, но всякий раз находил хозяина и гостя угрюмыми, раздраженными и напряженно продолжающими напиваться. Либо спящими.

На четвертый день Павел вдруг встал и уехал в свой поселок. Но уже в конце недели он вернулся не один, а еще с двумя ветеранами — ополченцем и русским молодым парнем. Провели они на войне почти одинаковое время: Кузьма и Павел — по четыре года, Егор и Никита — по три с половиной. Когда еще через несколько дней к ним присоединился пятый, хозяин сказал, что комната тесновата для такой большой компании и что он беспокоится за дочь, и поэтому всей толпой они отправились искать новое место и, как ни странно, быстро нашли. Оказалось, пункт сбора рыбаков, к северу от Края, забросили, пока шла война. Пятеро ветеранов быстро обжили ветхий бревенчатый домик.

Они стали собираться несколько раз в неделю, редко сговариваясь о времени. Обычно первым появлялся Кузьма, поскольку жил ближе всех. Он мог прийти сразу после обеда и, посадив Борьку сторожить, усесться за огромным обеденным столом в ожидании остальных. Следом приезжал на дребезжащем велосипеде бывший милиционер Павел, а за ним остальные. Часам к семи все бывали в сборе.

У посиделок не было темы или повода. Мужчины не пытались себя развлечь. Иногда могли просто сидеть и ждать, пока стемнеет. Потом, когда ложилась тьма, им волей-неволей приходилось начать общаться, чтобы, по крайней мере, зажечь керосинку. Но когда скупой свет падал на лица, молчание возвращалось. Иногда Егор приносил гитару и бренчал, иногда Павел являлся с нардами и играл с кем-нибудь. Но все это было лишь способом чуть отвлечься от любимого совместного безмолвия.

— Я представлял приезд с войны сюда не так, — признался однажды Павел, когда в очередной раз стемнело и только лампа грела их лица. Все посмотрели на него с удивлением, хотя каждый думал примерно о том же.

— Я тоже! — воскликнул Егор.

— И я, — сказал Никита.

— И я, — подхватил пятый, которого звали Петр.

— А ты, Кузьма?

— Ничего. А что?

— Мне казалось, — начал медленно Павел, — что это будет похоже на то, как возвращались деды с Великой Отечественной. Вроде как с той же заразой дрались и пришли победителями.

— Но мы-то не победили еще, — напомнил Кузьма.

— В том-то и дело. Но и не проиграли. Не им нас судить, но почему они нас не встречают так же, как тех? Вот ты, Кузьма, разве не хотел бы, чтобы дочь бросилась на шею, цветы подарила, поцеловала?

— Не знаю, не думал об этом.

— Это потому что время другое, — заметил Егор, сидевший в дальнем углу, где его покрытого шрамами лица не было видно.

— А в чем разница?

— Да как же, Паш. Все другое: и мы, и люди в тылу.

— А враг тот же, — вставил Никита.

Снова помолчали, Егор в своем темном углу разлил по стаканам водку. Выпили, закурили.

— На самом деле им просто не говорят о враге, вот и все, — с горечью продолжил Павел. — Ведь мы все это знаем. Было нужно — все помнили. А потом по телеку бросили говорить — и нас там как бы больше и нет! Хотя вы за них же туда и поехали! Вам разве не обидно? Мне за вас обидно больше, чем вам самим! Я-то тамошний, ко мне поневоле война пришла. Но вы-то выбрали. Вам честь за это надо отдать.

— Угомонись, Паш. Расчет получили и свободны, — сказал Никита. Он был молодой, поэтому даже сейчас смог посмеяться.

— А, вот ты как поёшь?! Так ты наемник? — Кузьма не на шутку разозлился.

— А ты, стало быть, нет? Деньги не получал?

— Получал! Но я туда не за деньги пошел.

Никита пожал плечами. Ему было двадцать четыре, ни детей, ни жены. Если бы не оторванная во время осады рука, воевал бы до сих пор. Он поглядел на свой новенький протез и сказал:

— Видишь, за что я пошел? Десять тысяч долларов. Думаешь, у меня такие деньги были когда-то? Я даже и сосчитать бы столько не смог. В рублях, — уточнил он, улыбаясь. — А теперь могу себе позволить такую штуку, и не одну! У дедов-то, поди, не было.

Но никто не понял шутки, и молчание, сделавшееся мрачным, затянулось.

— Скучно с вами, — вдруг сообщил Кузьма, поднимаясь после очередной рюмки. — Хочу развлечься.

— Развлекайся, никто ж не запрещает, — заметил Никита.

Кузьма вышел и зашагал к машине. Он еще сам не понял, что собирается сделать. Открыв багажник, нашел канистру с бензином и отправился к морю. Здесь он облил несколько лодок и поджег. Огонь занялся не сразу, Кузьма заставлял пламя разгореться. Но вот сырое дерево вспыхнуло и очень быстро выгорело. Борька испуганно жался к ногам хозяина.

— Ты уж разбушевался тут, да? — спросил подошедший Павел.

— Не. Хотелось что-то сделать.

— И как, веселее стало?

— Немного.

На самом деле Кузьма почувствовал себя гораздо лучше.