Лица и сюжеты русской мысли - [68]
Резонно задаться вопросом: в чем же состоит специфика именно православного экзистенциального богословия, как оно нам предъявлено о. Георгием? Очевидно, что ее основа опознается в традиции паламизма и в тех ее рецепциях, философских и богословских, которые с нею связаны. Можно сказать поэтому, что экзистенциальная православная мысль – это, прежде всего, энергийное или, точнее, синергийное мышление. Постулат Богочеловечества, персонализм и соборность присоединяются к этому определению.
Пора подвести итоги. Экзистенциализм можно истолковать как философскую секуляризацию богословского догмата грехопадения и связанного с ним тезиса о тварной природе человека. Но это вовсе не означает «избыточности», ненужности экзистенциализма, раз в богословии уже существуют такого рода утверждения. Философия действительно связана с богословием, но она не призвана быть его механическим «дублером», имея свое собственное предназначение. Да, человек – это бедствование в мире, бедствование мира. Сам мир как созданный, падший, незавершенный и несовершенный бедствует в человеке как в своем средоточии. Это, однако, не вся правда о человеке, но это правда, а не преувеличение. Человек обречен на несостоятельность. Можно при этом добавить: он таков вместе с миром, в котором оказался не по своей воле, в который он «брошен». В этой констатации – главный содержательный мотив экзистенциализма. Но экзистенциализм им не ограничивается, а предлагает философские практики для того, чтобы «парировать» негативные последствия такой пессимистической констатации. Иными словами, экзистенциализм – это диагноз вместе с терапией. В этом экзистенциализм идет навстречу религиозным и мистическим практикам. Правда, его терапия оказалась недостаточной, что и привело к откату «экзистенциалистской волны», уступившей место новому сциентизму и позитивизму, прежде всего, в виде структурализма. И уже в этом смысле о. Георгий прав – подлинно экзистенциальные ответы на выявленную философским экзистенциализмом ситуацию дает христианская религия, а богословие их проясняет. Но и такие ответы сами по себе не переносят нас прямиком в безмятежный «рай», не приводят к тому, чтобы наши поиски истины в изменяющемся, открытом для катастроф и озарений мире можно было бы прекратить.
Повторим, богословие отцов, согласно о. Георгию, экзистенциально. Цитируемый им преп. Максим Исповедник говорил о «выступлении вовне» Бога. Это выражение совпадает с толкованием термина «экзистенция», которое ему давали Хайдеггер, Тиллих и другие мыслители экзистенциалистского направления, отталкивающиеся от этимологии латинского слова existentia[325]. Прорыв Божественных энергий в наш мир, если следовать смыслу указанного слова, поэтому можно рискнуть назвать экзистенцией Бога. Тогда Богочеловеческий смысл истории раскрывается как событие встречи двух экзистенций – Бога и человека. «Недостижимый Бог, – пишет о. Георгий, – таинственным образом приближается к человеку в Своих энергиях»[326], что и приводит к упомянутой встрече. В такой богословской философеме нераздельность экзистенциальности и историчности становится особенно ясной. Различение присутствия Бога и сущности Бога, а также – Его благодати и Его сущности лежит в основе экзистенциальности и святоотеческого богословия и богословской мысли о. Георгия, его «экзистенциализма»[327]. Паламитское богословие Божественных энергий выступает при этом как «богословие события». Именно в статье о святителе Григории Паламе экзистенциально-историческое богословие Флоровского достигает своей кульминации.
В чем же состоит экзистенциальность того богословия, к которому был устремлен Флоровский? Смысл этого выражения можно пояснить, если мы обратимся к упомянутому понятию обожения (бгсоак;). В рамках святоотеческой традиции обожение невозможно мыслить как отождествление с Богом по сущности. Обожение достигается содействием божественных энергий усилиям духовного восхождения человека. Суть этого процесса выходит за рамки эссенциалистской и субстанциалистской онтологии, берущей свое начало в аристотелевской метафизике. Экзистенциальность, таким образом, предполагает как минимум не-эссенциалистскую онтологию. Но какую же именно? Св. отцы, подчеркивает Флоровский, давая ответ на этот вопрос, «размышляли в терминах персонализма»[328]. Таким образом, мы можем зафиксировать, что экзистенциальность богословия означает, прежде всего, его персонапистический характер. Уточним: речь идет о таком богомыслии, которое опирается на опыт – событие – личной встречи с Богом. В такой встрече с человеком Бог является не как сущность, а как энергия, свет, присутствие. Не-объектное присутствие выступает как свет. Бог, говорит Флоровский, цитируя преп. Иоанна Дамаскина, открывается в «просиянии и энергии» (ἔλλαμψις καὶ ἐνέργεια)[329]. «Просияние», о котором говорит преп. Иоанн, означает, что богоявлению присущ световой характер. Итак,
