Либерия - [4]

— Вот и все, — Сен-Жермен убрал руку, и молодой человек увидел вместо браслета яркую татуировку — его точную копию. — Это даже лучше — не потеряете, и никто не снимет. Продержится недели две, если не будете перекидываться, то и больше, а потом нужно будет регулярно подновлять. Так что, постарайтесь уложиться в это время. Если какие-то детали узора исчезнут совсем, то восстановить их будет, скорее всего, невозможно. А теперь идите, одевайтесь.

Алексей натянул непривычную одежду, сунул за пояс клеврец — небольшой украшенный серебряной насечкой топорик с узким лезвием и четырехгранным острием вместо обуха, перекинул через плечо большую холщовую сумку и, комкая в руках, лисий треух подошел к Сен-Жермену. На душе было муторно и страшно. Казалось, он стоит на краю пропасти, куда должен вот-вот шагнуть в надежде, что научится летать. Граф совсем не дал времени подумать, подготовиться, но это, наверное, к лучшему.

— Чуть не забыл, — Сен-Жермен протянул молодому человеку серьгу — простенькое бронзовое колечко. — Возьмите, это переводчик. Речь людей того времени сильно отличается от современной, без серьги вы ничего не поймете. А так, даже говорить сможете, не сразу, правда, а когда артефакт накопит достаточный словарный запас. Вот теперь, все. Идемте к зеркалу.

Граф сделал несколько глубоких вдохов, сосредотачиваясь, легко коснулся рукой фигур на резной раме, и зеркало засветилось сиреневым светом. Там где, его пересекали трещины, свет тускнел и принимал грязно-серый оттенок.

— Видите, что творится? — сокрушенно покачал головой Сен-Жермен. — Целые сектора истории, целые эпохи теперь недоступны. Хотелось бы отправить вас к самому синьору Фиорованти, тогда все было бы значительно проще. Но, к сожалению, сейчас это невозможно. Я проверял — самый стабильный переход в первую половину XVII века. Время это тяжелое и неспокойное, но я постараюсь, чтобы вы попали в самое начало этого века.

Сен-Жермен что-то еще повернул на раме, произнес несколько непонятных слов, внимательно вгляделся в зеркало и удовлетворенно кивнул.

— Ну вот, можете отправляться, — и, заметив страх и нерешительность Алексея, насмешливо произнес, — Или вас подтолкнуть?

— Я сам, — буркнул молодой человек и шагнул в зеркало.

Глава 2

Алексей вдохнул морозный воздух, головокружение прекратилось, и он снова смог видеть что-то, кроме мелькающих разноцветных пятен. Сложившийся из осколков мир, был почему-то черно-белым.

Окончательно проморгавшись, молодой человек понял причину такой монохромности — он оказался на дороге посреди занесенного снегом поля. С белой равниной почти сливалось низкое серое небо, лишь справа на снежном полотне торчали черные зубы далекого леса. Мир казался замерзшим и мертвым. Но если мыслить позитивно, то можно порадоваться, что очутился на дороге, а не в чистом поле. Судя по верхушкам почти занесенных кустов, снега намело немало, и пробираться по сугробам было бы непросто.

Поразмыслив некоторое время над тем, в какую сторону идти, Алексей решил положиться на удачу. В конце концов, если есть дорога, то она явно куда-то ведет, а стоять в раздумьях холодно и бессмысленно. Многочисленные следы конских копыт и полозьев внушали уверенность, что поблизости, если и не Москва, то хотя бы крупное село. А там и направление можно узнать поточнее.

Дальше строить планы не хотелось. Путешественник во времени не имел ни малейшего представление о том, как он найдет библиотеку Ивана Грозного, а тем более, каким образом добудет нужную графу книгу. Только сегодня утром он снова встретился с Сен-Жерменом и, казалось, теперь жизнь станет спокойнее. Но сразу пришлось отправляться далеко не в самый приятный век. То, что было известно о Смутном времени, оптимизма не внушало.

Убийство малолетнего царевича Дмитрия — последнего из династии Рюриковичей и приход к власти «худородного» Бориса Годунова породили смуту, семена которой давно уже зрели в русской земле, пропитанной кровью казненных в эпоху опричнины. Зашевелилось притихшее при Иване Грозном боярство. Представители высшей знати, призванные быть цветом нации, исходили ядом лютой ненависти к царской власти, лишившей их привилегий, презирали простой народ и, случалось, предавали интересы страны ради сомнительной сиюминутной выгоды.

Несколько неурожайных и холодных лет стали причиной голода, от которого вымирали целые деревни. По стране покатились крестьянские бунты, а шайки озверевших от голода, произвола и безвластия мужиков грабили на дорогах. Служители церкви не столько старались примирить озлобленных людей, сколько ловили рыбку в мутной воде. Бесновались фанатики, потрясая крестом, кричали о карах божьих, призывали каяться, обещали новый глад и мор, грозили страшным судом. Пока те, кто претендовал на власть, грызлись между собой вокруг Российского трона, внешние враги уже примеряли шапку Мономаха.

Сен-Жермен обещал, что в самое пекло Смуты Алексей все же не попадет, рассчитывая, на 1600–1601 год. Правда, Алексей графу не то чтобы не верил, но, все же, относился к его словам настороженно. Сен-Жермен если и не врал, то частенько недоговаривал. Хорошо, хоть этот период российской истории молодой человек знал неплохо, даже читал документы, пытаясь разобраться в хитросплетениях боярских интриг, а значит, есть шанс не попасть впросак. Здесь, в отличие от 18 века, никто не подскажет и не дернет за рукав, если сделаешь что-то неправильно.