Либеральный фашизм - [4]
Совсем недавно лауреат Пулитцеровской премии репортер New York Times Крис Хеджес написал книгу под названием «Американские фашисты: Правые христиане и война в Америке» (American Fascists: The Christian Right and the War on America The Christian Right and the War on America), пополнившую внушительный список современных работ, в которых утверждается, что консервативные христиане, или христиане-фундаменталисты, являются фашистами (достаточно негативная критическая статья Рика Перлстайна в New York Times начинается с заявления: «В Америке, конечно же, есть христианские фашисты»). Преподобный Джесси Джексон относит к проявлениям фашизма любое несогласие со своей политической программой, основанной на расовом признаке. В 2000 году при пересчете голосов в штате Флорида он заявил, что те, кто пережил холокост, снова стали мишенью, потому что голосование во Флориде является «слишком сложным для нескольких тысяч пожилых избирателей». На шоу Ларри Кинга Джексон сделал абсурдное заявление: «Христианская коалиция была мощной силой в Германии». Затем он продолжил: «Она сформулировала подобающее научное богословское объяснение трагедии в Германии. Христианская коалиция была там очень заметной»[10].
Спросите среднестатистического, достаточно образованного человека, что приходит ему на ум, когда он слышит слово «фашизм», и он вам сразу же ответит: «диктатура», «геноцид», «антисемитизм», «расизм» и (конечно же) «правое крыло». Копните немного глубже и сместитесь чуть дальше налево, и вы услышите о «евгенике», «социальном дарвинизме», «государственном капитализме» или зловещей «власти большого бизнеса». Слова «война», «милитаризм» и «национализм» также будут упоминаться довольно часто. Некоторые из перечисленных признаков действительно составляли основу так называемого классического фашизма: фашизма Бенито Муссолини и нацизма Адольфа Гитлера. Другие, такие как часто неверно понимаемый термин «социальный дарвинизм», имеют мало общего с фашизмом[11]. Но очень немногие из этих понятий применимы только к фашизму, и почти ни одно из них нельзя определенно считать правым или консервативным. По крайней мере в понимании американцев.
Во-первых, надо уметь отличать симптомы недуга от самой болезни. Взять хотя бы милитаризм. О нем мы еще не раз вспомним йДтой книге. Милитаризм, безусловно, был основной составляющей фашизма (и коммунизма) в большинстве стран. Но его связь с фашизмом является более сложной, чем можно было бы предположить. Для некоторых мыслителей в Германии и Соединенных Штатах (таких, как Тедди Рузвельт и Оливер Уэнделл Холмс) война была поистине источником важных моральных ценностей. Они рассматривали милитаризм как социальную философию в чистом виде. Но гораздо больше идеологов воспринимали милитаризм исключительно утилитарно: как самое лучшее средство для того, чтобы направить и общество по пути экономического развития. Милитаризм с приписанными ему достоинствами, наподобие тех, которыми изобилует знаменитое эссе Уильяма Джеймса «Моральный эквивалент войны» (The Moral Equivalent of War), представлялся реальной и разумной моделью для достижения желаемых целей. Муссолини, который открыто восхищался Джеймсом и охотно его цитировал, использовал эту логику в своей знаменитой «Битве за хлеб» (Battle of the Grains) и других радикальных социальных инициативах. Идеи такого рода приобрели огромное количество сторонников в Соединенных Штатах благодаря тому, что многие ведущие «прогрессивисты» ратовали за использование «промышленных армий» для создания идеальной демократии трудящихся. Они нашли применение в Гражданском корпусе охраны природных ресурсов Франклина Рузвельта, исключительно милитаристской социальной программе, а позднее и в Корпусе мира Джона Ф. Кеннеди.
Этот штамп прочно обосновался в языке современного либерализма. Каждый день мы слышим о «войне с раком», «войне с наркотиками», «войне с бедностью» и сталкиваемся с призывами сделать ту или иную социальную проблему «моральным эквивалентом войны». Начиная от вопросов здравоохранения и контроля над огнестрельным оружием и заканчивая глобальным потеплением, либералы настаивают на том, что нам необходимо «выйти за пределы политики» и «оставить идеологические разногласия позади» ради «общего блага». Нам говорят, что эксперты и ученые знают, что нужно делать, поэтому никаких обсуждений не будет. Это логика фашизма, хоть и в несколько приглаженном, смягченном виде, и она четко прослеживается в правлении Вудро Вильсона, Франклина Рузвельта и даже Джона Ф. Кеннеди.
Кроме того, конечно же, существует расизм. Вне всякого сомнения, расизм был краеугольным камнем нацистской идеологии. Сегодня мы совершенно спокойно ставим знак равенства между расизмом и нацизмом. И во многих отношениях это совершенно уместно. Но почему бы не уравнять нацизм и, скажем, афроцентризм? Многие ранние афроцентристы, такие как Маркус Гарви, были апологетами фашизма или открыто называли себя фашистами. Организация «Нация ислама»[12], как это ни удивительно, связана с нацизмом, и ее теология имеет сходство с концепцией Гиммлера. «Черные пантеры» — милитаристская группировка молодых мужчин, исповедующих насилие, сепаратизм и расовое превосходство, — по своей сути являются такими же фашистами, как коричневорубашечники Гитлера или боевые отряды Муссолини. Писатель-афроцентрист Леонард Джеффрис, который считал, что чернокожие — это «солнечные люди», а белокожие — «ледяные люди», может, на первый взгляд, показаться нацистским теоретиком.
