Либерализм: взгляд из литературы - [58]

2. Никакого размежевания нет. Есть циническое корпоративное согласие журналистов, поделивших между собой средства массовой информации, и есть корпоративное братство талантливых людей, которым нет дела до бесконечных подлогов, вранья, цинизма так называемых принципиальных «идеологов». «Мы с тобой одной крови, ты и я». То есть мы с тобой неглупые, талантливые журналисты. Мы не обворовывали страну, не лизали задницы олигархам, мы свободны. Вот и все.

3. Парадокс в том, что только консервативный проект и может быть радикальным. От либерализма несет плесенью, подлогом, фальшью. Что и кого от кого и чего освобождать? Образ нынешнего либерала – это Явлинский, сытый, читающий лекции на Западе, кормящийся с Запада и абсолютно ненужный России (что показали выборы). Это Хакамада, эдакая Багира в стае глупых русских волков. Радикален и авангарден может быть только консерватизм. Другое дело, что тут есть своя опасность: нацболы, фашисты и т. д. и т. п. Но это уже забота государства, ФСБ (служба, которую не устают третировать наши либералы, хотя им надо молиться на нее). Да так и раньше было. Понятно, что Леонтьев радикальнее Тургенева, а Розанов радикальнее Короленко.

4. Единое поле – современная русская литература. Но ее все понимают по-разному. И дело не только во вкусах, а в мировоззрениях и в образе жизни. Человек, проводящий за границей больше половины жизни, смотрит на мир и на литературу иначе, чем тот, кто живет даже в Москве. Оппозиция имеет место между теми, кто воспринимает литературу как «игру», забаву (пусть даже опасную), и теми, для кого это «серьезно», это «жизнь». Пункты встречи могут быть только спонтанными, на фуршетах, на выпивках и т. д. Журнальная и газетная критика давно не отражает «сшибки» идей, мнений. Это никому не нужно. Мизерные тиражи журналов развязывают им руки и позволяют печатать своих, и только своих. Так проще работать. Пусть «Новый мир» напечатает разгромную статью о Чухонцеве или Маканине, и я поверю, что критика у нас еще есть. Или пусть «Наш современник» напишет, что Распутин в последней повести как художник упал. Но этого не будет. Это не нужно никому. Всем и так хорошо.

Татьяна Бек:

1. Я думаю, что и впрямь произошла временная компрометация либеральных идей на местной отечественной практике, за которую вовсе не отвечают классики либерализма – выдающиеся философы и теоретики, зачастую диссиденты, подвижники, бессребреники. Неолибералы постсоветского типа – дело совсем иное, свежее «псевдо» в старолиберальной упаковке, которая все явственнее трещит по швам, рвется, идет клочьями. Нынешняя реальная российская жизнь явила миру тот феномен, который один мой знакомый обозначил в разговоре как «свирепый либерализм», граничащий, добавлю, с «социальным дарвинизмом». Посему маятник общественного мнения дрожал-дрожал да и качнулся в другую сторону.

2. «Смешались в кучу люди, кони…» Смешались – перебранились – разбежались. Пройдет время социально-политического кризиса – и на литературной карте останутся не конъюнктурные дискуссии и взаимооскорбления, а отдельные и одинокие литературные открытия, с идеологической установкой (а то и с корыстью) никогда напрямую не связанные.

3. Если условно отождествить «радикальный» проект с практикой журнала «Знамя», а «консервативный» – с «Нашим современником», то каждый новый номер «Знамени» (как и пребывающий в достойном художественно-публицистическом пространстве «Новый мир») я читаю с жадным интересом, а в «Нашем современнике» ничего для себя как читатель не нахожу. Кстати, «радикальный проект» гораздо шире, многоаспектнее и лояльнее к консервативно-провинциальной поэтике, чем наоборот, то есть чем проект «консервативный» – к талантливому модерну. Внутри первого кипит разнообразная литературная жизнь, а второй зажат плоскими идеологемами и старательно иллюстрирует политическое априори.

А еще в ответ на этот вопрос я спрошу: к какому «проекту» отнести стихи Олега Чухонцева, Светланы Кековой или Геннадия Русакова? Прозу недавно ушедшего Виктора Астафьева, или Александра Чудакова, или молодого Олега Павлова? Илью Фаликова – и стихи, и прозу, и книгу эссе «Прозапростихи» – к какому проекту пристегнуть, а?

Это все – поверх барьеров честная словесность, развивающая традицию в новом (трудном) контексте и на неосвоенном (опасном) витке.

4. Живое поле литературной критики дышит только там, где населяющие его участники способны услышать другого, не подозревая его заведомо в каверзе и бездарности. Таких, не испорченных заведомой самоуверенностью, критиков очень мало и в том и в другом клане (образцом внеклановой широты был, если объять взглядом все его творческое наследие, Корней Чуковский), и именно это препятствует возможности плодотворных дискуссий. Каждый из нас наверняка сталкивался и с либеральным «террором», и с постмодернистским, и с консервативным. А ведь ничто так не противопоказано критику и, шире, литератору, как исчерпаемость постулатами своего караса (у меня даже такие строчки в стихах есть: «Не человек, а единица клана – / оно, мой братец, хуже, чем зеро») – в означенном случае литератор быстро кончается творчески, глохнет эстетически… Настоящий либерализм, отстаивая идеалы свободы и самоуважения всякой личности, учит нас прислушиваться к чужой традиции, родословной и вере. Здесь, и только здесь расположены линии и точки возможной цивилизованной встречи, к которой мы, в России, пока, увы, почти не готовы.