Ли Cao (Антология переводов) - [12]
..льстивый этот "перец" - намек на одного из чуских министров по прозвищу "Перец", который изменил Цюй Юаню и переметнулся в стан его врагов.
..."цзечэ" и "цзянли" - местные названия душистых трав в провинциях Хубэй и Хунань.
...песня птицы сказочной звенит. - Нефритовая птица, в китайской мифологии - непременная спутница заоблачных путешествий. Она подобно колокольчику сопровождает странника.
Тяньцзинь ("Небесный брод") - восточный край Млечного Пути.
Сицзи ("Западный предел") - западный край Млечного Пути.
Красная река, или Чишуй. - древнее название неизвестной реки.
Бучжоу - название горы, расположенной к западу от хребта Куэньлунъ.
...священных Девять песен - старинные обрядовые песни времен династии Ся.
Н. Федоренко
В. Панасюк
И. С. Лисевич Литературная мысль Китая. Глава 7. Лирическая поэзия ши.
Личность и литература {*} (фрагмент)
{* Воспроизводится по изданию: И. С. Лисевич. Литературная мысль Китая / М.: Наука, 1979. - Прим. ред.}
...Однако момент авторизации китайской поэзии история связала с именем Цюй Юаня-первого великого поэта Китая [1, с. 175], чьи поэмы и оды знаменуют для китайского читателя рождение литературы нового типа [2, с. 6]. Именно ему, единственному из всех китайских литераторов, народ посвятил свой красочный праздник лодок-драконов, справляемый каждый год на протяжении более двух тысячелетий [3, с. 71 и др.]. И дело, конечно, не в том, что тексты сохранили его имя (в начале своей поэмы "Скорбь отрешенного" - "Лисао" - Цюй Юань излагает даже свою родословную), а в "индивидуальности их создателя, необычности и реальной жизненности судьбы" [4, с. 19] его лирического героя, подобного которому еще не было в литературе, в силе и величии самой личности поэта [5, с. 54]. Авторы "Книги песен" - безразлично, стремились ли они закрепить свое авторство или нет, - творили в принятых стереотипах коллективного творчества; пусть не безымянные, они всегда оставались как бы на одно лицо - и должны были пройти века, чтобы в поэзии возникло наконец "лица необщее выраженье" - стих Цюй Юаня.
Начиная с Цюй Юаня индивидуальное авторство в поэзии стало нормой; отныне поэтическое произведение было отмечено именем своего творца. Но даже в ханьскую эпоху это правило соблюдалось не всегда. Достаточно вспомнить знаменитые "девятнадцать древних стихотворений" [6, с. 124-137], число которых первоначально было значительно большим. Часть из них те или иные источники приписывали известным историческим личностям (полководцам Ли Лину и Су У) или прославленным литераторам (поэтам Мэй Шэну и Фу И) [6, с. 133- 134], однако по свидетельству "Истории династии Суй" еще в V в. существовало "пять свитков древних стихов, где имена написавших их не были обозначены" [110, с. 160], - значит, анонимное поэтическое творчество в ханьскую эпоху было достаточно распространенным. Со времени, когда жил "первый" поэт Китая, и до той поры, когда стихи "без имени" сделались отклонением от нормы, прошло, по меньшей мере, шесть столетий - процесс авторизации оказался достаточно долгим.
Безусловно, одной из главных причин этого была слабость индивидуального начала в самой поэзии. Правда, уже в "Скорби отрешенного" очень заметна печать личности Цюй Юаня, прямого, благородного, порывистого. И все-таки не будем преувеличивать. Да, древнекитайская литература не сохранила нам другого произведения, подобного поэме "Лисао", с ее душевной раскованностью и буйным полетом фантазии. Однако существует довольно правдоподобная версия, согласно которой поэма представляет собой поэтическое воспроизведение видений наркотического транса, ритуального "путешествия" придворного шамана Цюй Юаня в потусторонний мир - путешествия, обязательного в практике шаманского камлания и имеющего вполне определенные стереотипы. Тогда, кстати, становится понятным, почему в отличие от Инь Цзи-фу и Мэн-цзы Цюй Юань сообщает свое имя (и даже имена предков) не в конце, а в начале произведения: пришелец, пытающийся проникнуть в иные миры, должен был прежде всего назвать себя, именем своим открыть невидимые двери.
Еще хуже обстоит дело с циклом Цюй Юаня "Девять напевов", следующим по известности за поэмой "Скорбь отрешенного". По общему мнению, поэт в данном случае лишь обработал и подверг сокращению народный оригинал, бытовавший некогда в чуском царстве (7, т. 1, с. 132; 8, с. 386]. Как пишет автор II в. Ван И: "...народ там верил в духов и поклонялся им. Во время молебствий должно было петь и играть, бить в барабаны и плясать, дабы духи возрадовались. Цюй Юань в скитаниях своих нашел в сей местности пристанище. Грудь его теснила тоска, горечь отравляла сердце, был он полон скорбных дум. [Чтобы рассеяться], он вышел посмотреть, как простые люди весело пляшут и поют, справляя обряд поклонения. Слова их были простоваты, неуклюжи, и потому [он] написал [свои] Девять напевов" [9, с. 1б-2а].
Любопытно, что впоследствии обработки Цюй Юаня, по-видимому, снова вернулись в репертуар народных исполнителей и, претерпев определенную трансформацию, стали народными песнями юэфу [6, с. 83-84]. Во всяком случае, один такой текст нам известен. То же происходило и со стихами других, более поздних авторов, например Цао Цао, Цао Пи, Цао Чжи [6, с. 138; 148-152); в области песенной стихии грань между индивидуальным и коллективным творчеством все еще оставалась зыбкой вплоть до второй половины III в. Именно тогда поэты перешли к созданию чисто литературных, "книжных песен" юэфу, не рассчитанных на исполнение, и писаный авторский текст юэфу обрел наконец ту неизменность, которая с самого начала была присуща ханьской одической поэзии и ряду других жанров.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Японская культура так же своеобразна, как и природа Японии, философской эстетике которой посвящены жизнь и быт японцев. И наиболее полно восточная философия отражена в сказочных жанрах. В сборник японских сказок «Счастливая соломинка» в переводе Веры Марковой вошли и героические сказки-легенды, и полные чудес сказки о фантастических существах, и бытовые шуточные сказки, а также сказки о животных. Особое место занимает самый любимый в народе жанр – философские и сатирические сказки-притчи.
Виратапарва (санскр. विराटपर्व, «Книга о Вирате») — четвёртая книга «Махабхараты», состоит из 1,8 тыс. двустиший (67 глав по критическому изданию в Пуне). «Виратапарва» повествует о событиях, которые произошли с Пандавами в течение тринадцатого года изгнания, прожитого ими под чужими личинами при дворе царя матсьев по имени Вирата.
В основу этого издания положен текст гигантского компендиума «Чжоу И Чжэ Чжун» («Анализ внутреннего содержания Чжоусских перемен»), составленный в начале XVII века великим китайским ученым Ли Гуанди. В его книгу вошли толкования из огромного количества трудов всех эпох и времен, в которых китайские ученые обращались к анализу текста «Книги перемен», лежащего в самой основе цивилизационной парадигмы китайского ума. «Книга Перемен» в течение тысячелетий являлась пособием по искусству мыслить, на котором оттачивали свой ум миллионы китайских мыслителей и деятелей, принимавших участие в управлении империей.
Книга сказок и историй 1001 ночи некогда поразила европейцев не меньше, чем разноцветье восточных тканей, мерцание стали беспощадных мусульманских клинков, таинственный блеск разноцветных арабских чаш.«1001 ночь» – сборник сказок на арабском языке, объединенных тем, что их рассказывала жестокому царю Шахрияру прекрасная Шахразада. Эти сказки не имеют известных авторов, они собирались в сборники различными компиляторами на протяжении веков, причем объединялись сказки самые различные – от нравоучительных, религиозных, волшебных, где героями выступают цари и везири, до бытовых, плутовских и даже сказок, где персонажи – животные.Книга выдержала множество изданий, переводов и публикаций на различных языках мира.В настоящем издании представлен восьмитомный перевод 1929–1938 годов непосредственно с арабского, сделанный Михаилом Салье под редакцией академика И. Ю. Крачковского по калькуттскому изданию.
В сборнике «Небесная река» собраны и пересказаны в доступной форме мифы о сотворении мира, о первых японских богах и легендарных императорах. А также популярные в древней Японии легенды о сверхъестественном в стилях хёрай и кайдан, сказания и притчи. Сборник подобного содержания предлагается вниманию читателя впервые.
«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно-художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве.